застанет их врасплох, то лично на папу падет тяжкий груз ответственности за это. Таким образом, для папы вопрос стоял так: он должен не просто еще раз продемонстрировать искренность своих намерений; если, при всей искренности с его стороны, у англичан могут возникнуть завышенные ожидания от контактов с оппозицией через Ватикан, то он обязан проследить, чтобы все стояли на почве реальности и чтобы до англичан доходила информация о том, как в действительности обстоит дело и что именно происходит в Германии.
В январе 1940 года, однако, лишь только эти мысли не могли стать причиной того, чтобы столь осторожный человек, каким был папа, пошел на такой резкий и решительный шаг, как прямое предостережение западным державам относительно германского наступления. Вопросы, касавшиеся нейтральных европейских стран, через территорию которых планировалось совершить наступление, он и тогда рассматривал несколько с иной точки зрения. Франция и Англия уже сделали выбор и вступили в войну; при этом они придерживались, как впоследствии выяснилось, слишком оптимистического взгляда на свои возможности успешно ее вести и защитить себя и свои интересы[94] .
Над Бельгией и Голландией нависла угроза нападения со стороны мощной военной державы, правительство которой неоднократно обещало уважать их нейтралитет. Именно поэтому Пий XII, интуитивно чувствовавший опасность и ту грань, которую нельзя переходить, не пошел даже на то, чтобы по своей инициативе напрямую предупредить Бельгию и Голландию об угрозе нападения, а сделал это лишь в форме положительного ответа на запрос с их стороны. Треть содержания телеграмм Ватикана по этому вопросу составляют призывы соблюдать максимальную сдержанность и осторожность. Папе еще предстояло пройти долгий путь раздумий и переживаний, прежде чем принять в мае 1940 года окончательное решение и прямо предупредить западные страны об опасности германского нападения.
Высшая точка контактов
В конце января 1940 года контакты вышли на завершающую стадию; около 1 февраля англичане дали свой окончательный ответ. Как отмечал отец Ляйбер, в ходе этих контактов стороны обменялись семью письмами с каждой стороны.
Интересно отметить, как завершающее послание англичан попало на Тирпиц–Уфер. Обычно связь осуществлялась в устной форме: Мюллер передавал вопросы, а отец Ляйбер передавал ему ответы. Однако, если папа сообщал информацию Ляйберу поздно вечером, а Мюллеру рано утром надо было уезжать из Рима, отец Ляйбер записывал информацию своим каллиграфическим почерком, точно отражающим его характер, на небольшом листке бумаги. После этого он оставлял записку в гостинице «Алберго Флора», расположенной на Виа–Венето, где Мюллер в то время обычно останавливался, когда приезжал в Рим[95].
Текст сообщения писался на довольно большом листе бумаги, а внизу в качестве подписи ставились инициалы «Р.Л.» (Роберт Ляйбер). На вопрос о том, не является ли это слишком рискованным, отец Ляйбер отвечал, что это менее опасно, чем может показаться на первый взгляд. Англичане в большинстве случаев отвечали на передаваемые им вопросы «да» или «нет» или же давали краткие ответы против номеров, под которыми стояли вопросы.
Обычно Мюллер соглашался уничтожить записку сразу же после прочтения. В данном же случае слишком многое зависело от того, какое воздействие произведет окончательный ответ англичан в Германии, поэтому желание забрать бумагу с текстом ответа с собой в Германию было слишком велико. Вначале Ляйбер оставил свою визитную карточку, на которой написал: «Сегодня О. (Осборн) виделся с шефом (папой) и сообщил ему нечто такое, что заставит тебя вернуться домой немедленно. Мы должны сегодня встретиться и поговорить». Вечером того же дня Ляйбер передал Мюллеру внушительный лист бумаги, где были изложены условия, на основе которых Англия готова вести переговоры о мире с правительством Германии, которое придет к власти после Гитлера. Помимо прочего, в верхней части этого листа наблюдательный Мюллер различил водяные знаки Ватикана, которые служили дополнительным подтверждением того, что документ является подлинным.
Правда, по одному второстепенному пункту мнения Мюллера и отца Ляйбера абсолютно расходятся; в изложении событий каждый жестко придерживается своей версии. Неоднократно беседуя с каждым из них, автор пытался привести их к какому–то согласию, но, увы, безрезультатно. Мюллер утверждал, что в данном конкретном случае отец Ляйбер уважил его просьбу и разрешил забрать эту бумагу в Германию. Отец Ляйбер столь же категорично отрицал наличие подобной договоренности[96].
Как бы то ни было, и визитная карточка Ляйбера, и переданная им бумага были доставлены на Тирпиц– Уфер, где им весьма обрадовались. Когда Мюллер в следующий раз прибыл в Рим, он сказал Ляйберу: «Твои листки оказались очень полезными». Отца Ляйбера эти слова крайне взволновали. «Ты ведь обещал уничтожить их», – протестуя, сказал он и потребовал вернуть их обратно. Баварец ответил на это, что он отдал эти листки и у него теперь их нет. Благодаря им, сказал Мюллер, он теперь более оптимистично смотрит на перспективы того, что произойдет в Берлине: «Результаты посредничества воспринимаются в Германии как самые благоприятные. Переворот должен произойти в середине февраля». Это прозвучало столь обнадеживающе, что Ляйбер несколько успокоился. Теперь те немногие в Ватикане, которые были посвящены в эти события, стали с нетерпением ждать новостей из Германии.
А тем временем в Берлине Мюллер и Донаньи готовили итоговую докладную записку о ходе и результатах миссии в Риме, которая, как они страстно надеялись, придаст наконец руководству ОКХ ту необходимую решимость, которая там до сих пор отсутствовала.
Глава 5
Другие контакты с Англией
Один из парадоксов в истории германской оппозиции состоит в том, что в результате контактов через Ватикан – которые с немецкой стороны вели люди, практически не имевшие никакого отношения к внешнеполитической деятельности и никогда ею не занимавшиеся, – от англичан был получен положительный ответ, в то время как подобные контакты, параллельно осуществлявшиеся профессиональными дипломатами, не дали никаких результатов. Одна из причин этого состоит в том, что англичане наверняка решили сконцентрировать усилия только на одном направлении и выбрали в качестве основного партнера по контактам с германской оппозицией группу, сформировавшуюся вокруг Бека. Возможно, они не знали точно имени человека, стоящего в центре заговора против нацистского режима, однако, с учетом заверений папы о том, что среди тех, с кем он имеет дело в Германии, находятся люди из высшего командного звена вермахта, об этом было не столь уж и трудно догадаться. Что же касается других представителей оппозиции, которые искали контакта с официальным Лондоном, то, хотя англичанам они и были более знакомы, чем их «заочные» партнеры из группы Бека, с кем поддерживались контакты через Ватикан, в то же время у Лондона были сомнения насчет их действительной способности осуществить в Германии государственный переворот.
С того момента, как Англия и Франция вступили в войну, Вайцзеккер стал напрямую увязывать вопрос достижения мира с вопросом свержения нацистского режима и считал необходимым выяснить, в какой степени можно рассчитывать на поддержку западных союзников в достижении этих целей. Возможность осуществить это предоставилась, когда один молодой человек, еще не находящийся на дипломатической службе, но имевший личные связи с оппозицией в германском МИДе, получил приглашение посетить Соединенные Штаты. Вайцзеккер мог использовать предоставившуюся возможность, чтобы прозондировать позиции США и Англии относительно заключения мира с правительством, которое придет к власти в Германии после Гитлера, а также сообщить англичанам и американцам о тех благоприятных возможностях и факторах, которые существовали внутри Германии и могли бы способствовать такому развитию событий.
Поездка Адама фон Тротта в США
С тех пор как сразу после войны начались обсуждения того, по каким причинам и мотивам люди вступали в ряды оппозиции, в качестве ответа на эти вопросы может быть представлена фигура Адама фон Тротта, который являлся живым воплощением и символом всего хорошего и честного, что было в Германии того времени. Именно поэтому его имя сразу приходит на ум. Высокий, симпатичный, всегда державшийся с достоинством, он был даже объектом поддразниваний со стороны своих друзей в Англии, которые говорили ему, что человек не имеет права «так хорошо смотреться». Он пользовался большим уважением с их
