— Розенкранц — приемный сын сэра Дэнни. — Шекспир без зазрения совести разыгрывал роль наивного глупца. — Вы хотите убедить меня в том, что Розенкранц — девушка?

— Не девушка — женщина. И, между прочим, моя невеста. Она дала свое согласие выйти за меня замуж, но потом сбежала. — Тони пристально посмотрел на Шекспира. — И не исключено, что она носит моего ребенка.

— Вашего ребенка? — Шекспир ошалело посмотрел на Тони.

— Да, причем мне хотелось бы иметь ребенка, рожденного в законном браке.

— Вашего ребенка? — Шекспир словно не слышал последних слов Райклифа. — Она никогда не говорила…

Тони подпрыгнул от радости. Он прав! Она жива! Роузи жива! И, вне всякого сомнения, была связана со своим дядюшкой Уиллом и непременно свяжется с ним снова. Он пошлет своих людей, он прикажет им обшарить каждый закоулок города, все театры и постоялые дворы, где часто собирается актерская братия! А уж после этого держись, граф Эссекс! Потом он приложит все усилия, чтобы освободить сэра Дэнни, женится на Роузи, и у них родится прекрасный сын.

— Если я повстречаю Розенкранца, — осторожно начал Шекспир, — я обязательно передам ему… ей… В общем, что вы разыскиваете ее.

— Если вы повстречаете Розенкранца, — улыбнулся Тони, — скажите ей, что, если она не вернется ко мне, мир лишится одного драматурга.

Дядюшка Уилл поморщился, чувствуя себя явно неуютно.

— Будьте уверены, я не забуду ваших слов. Но, сэр Энтони, что мне делать, как отказать Саутгемптону в постановке моей пьесы? Он уже заплатил актерам аванс — сорок шиллингов, а уж они-то никогда не отказываются от денег. И Саутгемптон прекрасно об этом знает.

— Ну так играйте!

— Я не желаю быть одним из подстрекателей мятежа, — горько улыбнулся Шекспир.

— Если вы откажетесь играть, это будет еще большей провокацией. Неужели вы не понимаете? Пока Эссекс и Саутгемптон не выступят открыто, королева будет продолжать связывать мне руки. Однако, если все будет указывать на то, что готовится восстание, и тот и другой прямиком отправятся в Тауэр. Галопом. — Тони ухмыльнулся собственной аналогии. — Похоже, женщины правы: все мужчины действительно делятся на жеребцов и меринов.

Роузи находилась совсем неподалеку, крепко прижавшись к грубо оштукатуренной стене. Она чуть было не расхохоталась, услышав подобное сравнение. Если уж это разделение существует, то Роузи прекрасно знала, к какой именно категории принадлежал Тони. Она положила руку на живот. Он сделал свое дело слишком хорошо, черт побери, уж это совершенно ясно. И дернул же его черт хвастаться перед дядюшкой Уиллом насчет ребенка! Пока ее тайна оставалась нераскрытой только благодаря актерскому братству. А теперь? Теперь Шекспир придет в такую ярость, что подумать страшно. Именно сейчас, когда уже давали знать о себе и быстрая утомляемость, и неожиданные приступы тошноты. Да, внутри у нее рос ребенок Тони. Почему же ей так хотелось броситься в объятия этого человека? Рассказать ему о ребенке, веселиться и радоваться вместе?

Рядом с ней пошевелился Людовик. Похоже, он догадывался о чувствах, которые переполняли сейчас Роузи. С того самого времени, как он нашел ее на дороге из Одиси, Роузи стало казаться, что она живет под защитой непробиваемой каменной стены. Людовик помог ей добраться до Лондона, снял небольшую комнатку на постоялом дворе «У быка», выяснил, в каком положении находится сэр Дэнни, и всячески поддерживал ее идею выступить перед королевой. Это он распространил среди актерской братии слухи о ее желании сыграть Офелию, это он привел ее на постоялый двор, чтобы Роузи смогла принять участие в споре о судьбе этой роли. Это он почуял приближение Тони к «Связке ключей» и убедил дядюшку Уилла отвлечь Райклифа.

О событиях в Одиси и об отношениях Тони и Роузи он предпочитал не заговаривать, будто понимал, насколько ей это будет неприятно. Этот человек, на совести которого, как подозревала Роузи, была не одна человеческая жизнь, смотрел на нее таким взглядом, словно она была его последним шансом на искупление грехов.

Изо всех сил Роузи старалась делать вид, что ничего не замечает, чтобы не поощрять его любовь к ней.

В кромешной тьме улицы послышались торопливые шаги.

— Эй, Нос-с-Бородавкой! — звал Тони. — Так ты преподал урок Хэлу или, наоборот, ему удалось тебя проучить?

— Этот самый Хэл лжив до мозга костей! — отозвался Нос-с-Бородавкой. — Ха! Праведник! Да я поклясться готов, что он месяцев с пятнадцать торчал в Лондоне, только было это двадцать лет назад.

Вздрогнув, Роузи покачала головой и опять застыла около стены.

— Так давай разоблачим его, — предложил Тони. — Где он?

— Ушел в сторону Темзы, насколько я видел.

— Ладно, думаю, нам пора возвращаться в Уайтхолл. — Голоса мужчин стали удаляться. — Уж там я его разыщу!

— Если только Ее Величество допустит вас во дворец.

— Допустит, еще как допустит!

Роузи нахмурилась. Тони оставался Тони, и ее побег нисколько не отразился на его самонадеянности.

— Из того, что сообщили мне досточтимый господин драматург и ты, Нос, следует только одно: капитану королевской гвардии весьма скоро придется хорошенько потрудиться.

— Стало быть, сэр, вы уверены, что после постановки «Ричарда II» эти лорды всерьез займутся подготовкой бунта? — Голос Шекспира был уже едва слышен.

— Да.

— Господи, мое сердце разрывается от стыда при мысли, что моя пьеса может быть использована во зло!

Это были последние слова, которые удалось расслышать Роузи. Постояв еще немного и убедившись, что трое мужчин удалились, она тихо прошептала:

— Мне кажется, они ушли. А, Людовик?

Ответа не последовало.

— Людовик? — Волосы на ее голове встали дыбом: Людовик исчез, словно оборотень.

Покрутив головой, Роузи убедилась, что она осталась одна посреди темного ночного города, укрытого плотным туманом.

Пронзительные вопли сэра Дэнни, взывающего к милосердию своих мучителей, сотрясали стены Ньюгейтской тюрьмы.

— Не нужно больше, не нужно! Ой, хватит! — рыдал он.

— А ты что, думал отправиться к Ее Величеству немытым? — рычали тюремщики, не обращая внимания на ужас в голосе сэра Дэнни. — Если ты не прекратишь сопротивляться, мы начнем все сначала!

— Не дрыгайся! — трое дюжих солдат окунули несчастного актера в воду, чтобы смыть мыло с волос, и сэр Дэнни решил, что сейчас его утопят. Он отчаянно упирался руками в край огромной лохани, но тут огромная лапа выдернула его на поверхность.

— Ее Величество терпеть не может противных запахов — у нее очень тонкий нюх. А от тебя за милю смердит Ньюгейтской тюрьмой.

Командир кивнул солдатам, и те, для верности встряхнув сэра Дэнни, оставили его в покое. Он сильно ослабел от голода и боялся, что не удержится на ногах. На холодном каменном полу была постелена солома. Неожиданно почувствовав прилив сил, сэр Дэнни выпрямился и с пафосом воскликнул:

— Слушайте, вы все! Как честный слуга Ее Величества, я готов выполнить любое ее приказание! Я счастлив, что умираю во благо нашей благословенной королевы!

— Черт бы тебя побрал! Это же только ванна, понимаешь? Ванна с горячей водой. — Командир с омерзением взглянул на сэра Дэнни. — Или ты не мылся с самого дня рождения?

— Ух ты! — не выдержал один из солдат. — Да кто же захочет терпеть такое издевательство по доброй