отъезде, пожалуйста, оставьте для меня указания, когда Вас можно видеть, так как возможно, что я буду приходить всегда в Ваше отсутствие. У меня готово около половины отъезжающей девицы, и, может быть, к поездке удастся ее кончить.
Ваш Л. Добычин.
Если Вы ответите, то до 8 сентября я – в Брянске.
31 августа.
Дорогой Михаил Леонидович.
Я получил Ваше письмо (Ваше почтенное письмо) после того, как отправил свое.
Как хорошо бы, если бы удалось – книжку. Простите, но это совсем не то, что «Ленинград».
Когда я увижу Вас, я расскажу, как одно высокопоставленное лицо учило меня приобретению перспектив. Под перспективами оно подразумевало «не одно же плохое, есть хорошее».
Много благодарю Вас за весть о Сейфуллиной. Вы угадали: я ее очень люблю. В особенности – за перспективы. Конечно, – и за остальное.
В Ленинград я еду пробовать там остаться. Может быть, ничего и не выйдет. Если ничего не выйдет, то это будет ОЧЕНЬ ПЛОХО.
Какого это «Современника» альманахи хотят выходить в Москве?
Уж не того ли, в желтой обложке?
Я у Вас буду спрашивать, что такое – журнал «Россия».
Ваш Л. Добычин.
9 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович.
Моя поездка опять отсрочена. Добрые Начальники задерживают меня до октября («пленум губкома и т. п.»). Так как деньги я получаю от Них, то и будет по-Ихнему.
Для Книжки я сделал вот что: приготовил все, что Вы от меня в разное время получали, и сочинил «Сорокину» (она уже не отъезжающая, ибо никуда не едет и не собирается).
«Сорокину», когда перепишу, пошлю Вам и попрошу прочесть, потому что сам я в ней ничего не могу понять и не знаю, может ли быть такой рассказ. Политики в нем ни на грош, есть латинские слова русскими буквами. Там все – про амуры (это потому, что я люблю Сейфуллину).
В октябре я смогу быть в Ленинграде две недели, потому что Добр. Нач. дают мне за отсрочку лишнюю неделю, и пущусь во все тяжкие на предмет окончательного внедрения себя в оный.
Тяжких (см. выше), между прочим, не предвидится вовсе.
Ваш Л. Добычин.
16 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Пожалуйста, прочтите отъезжающую и напишите мне про нее: я сам не могу разобрать. Кажется, все украшения ничего себе, но всё вместе – что-то кондитерское, «куаффер[31] Владислас и Геннадий». Если да, то я ее упраздню, если же нет, то – пусть пускается куда следует.
Ваш Л. Добычин.
18 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
По моим расчетам, сегодня Вам принесут отъезжающую. По опыту Вы знаете, что за ней последует поправка. И впрямь: вот она, на маленькой бумажке.
Я придумал лесбический рассказ «Растратчица». Он будет:
а) созвучен Нашей Эпохе,
б) понравится Кузьмину, этому гордецу (если Вы помните, что я Вам про него сообщал).
Этот рассказ будет полон политики, будет парить в ерыгинских сферах, но его пируэты будут цензурны.
Я читал прейскурант книжной лавки «Красной Нови»: там продаются ЧЕТЫРЕ (!!!!) Ваших книги – Господи, сколько же Вам лет, что Вы столько успели?
Убелены ли Вы сединами? Вы требовали от меня разных откровенностей (сколько лет и тому подобное), а я про Вас ничего не знаю.
Ваш Л. Добычин.
18 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
«Сорокину», пожалуйста, выбросьте. Я окончательно увидел, что она – гадость, хуже, чем пресловутая «Нинон», какие бы ПОПРАВКИ к ней ни слать заказными письмами.
Ваш Л. Добычин.
26 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
Вы мне больше не отвечаете.
Все-таки я постараюсь Вас видеть (я поеду 3 октября).
Л. Добычин.
2 октября.
Михаил Леонидович, они меня опять задержали – только сегодня сказали. Бросить их и ехать не могу (потому что нет денег). Отложили до 25-го, и так и придется сделать.
Ваш Л. Добычин.
25-го поеду во всяком случае, потому что деньги тогда будут в руках, и если будут дальнейшие истории, я уеду несмотря ни на что.
Сейчас получил Ваше письмо. Значит – пусть, по крайней мере, я приеду при Вас.
3 октября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я думаю, что это письмо Вас еще застанет, и посылаю на всякий случай, если уже пора, «Ерыгина» с «Сорокиной». Она подправлена, но все-таки какая-то мерзкая. Но если можно напечатать, то пусть идет, потому что печатаются штучки и похуже.
Вчера я очень рассердился на Добрых Начальников, но уже простил их, потому что это к лучшему – я Вас застану. Только жаль, что уходит время. Может быть, если удастся, я привезу с собой и покажу Вам начало длинного-предлинного и хорошего-прехорошего (как стыдно хвастаться – как Вы думаете?).
Ваш Л. Добычин.
27 октября.
Дорогой Михаил Леонидович. Вот какие домогательства:
1. Сегодня я справился у Чуковского, в нравах ли просить денег, когда вам говорят, что «три рассказа» приняты. Он сказал, что удивятся, если не попросишь. Я очень прошу. Если это можно сделать, то, пожалуйста, пришлите мне в брянский адрес по возможности скорей (потому что сегодня я выспался и постараюсь вернуться в Ленинград с наибольшим проворством, дело в деньгах).
2. Я оставил некоторому корреспонденту Ваш адрес для написания по оному письма мне (потому что остальные существующие адреса внушали мне сомнение). Если он был так любезен, что написал это письмо, прошу Вас сохранить оное для меня.
Л. Добычин.
В состоявшемся между Чуковским и мной кратком собеседовании нами были <пропущено слово> Ваши качества. Вот-с.
1926 год
23 января.
Михаил Леонидович.
В день своего отъезда я имел тайно от Вас (ибо Вас еще не было) беседу с Фединым, который намекнул, что сочинение о Блиновой (как она получила открытку с Казанским собором) у вас не пойдет. Нельзя ли выяснить наверное. Если не пойдет, то я бы сделал исправления, которые мне пришли в голову, и послал бы Блинову Альтшулеру – пусть печатает бесплатно – он бедный человек (слышал об этом от Чуковского).
Не заметили ли Вы, был ли напечатан в «Красной» мой XIV съезд, и если да, то произвел ли впечатление на Читателей (Иду Наппельбаум).
С участием думаю о предстоящей годовщине серапионов – осетрина, ветчина, паштет из печенки и
