Но не сейчас. Сейчас ей нужно подумать о Гэбриеле. Немного успокоившись, Симона прошла к письменному столу в викторианском стиле и вынула из дипломата письмо. Склонившись над столом, она разгладила измятый лист бумаги, который сначала было выбросила в мусорную корзину. Может быть, ее первая реакция была правильной — письмо действительно нужно было выбросить. Но в конце концов Симона настолько изменила свое решение, что даже запланировала визит и внесла его в повестку нынешней поездки в Европу, хотя отлично понимала, что Гэбриелу от нее нужны только деньги.
Она снова пробежала глазами по строчкам, смахнув ладонью непрошеную слезу, застывшую на густых темных ресницах.
«Симона!
Я знаю, что прошло уже много времени, но я сейчас нуждаюсь в некоторой финансовой поддержке и не настолько горд, чтобы отказаться от твоей помощи. Свяжись со мной, пожалуйста, по вышеуказанному адресу.
Гэб».
Симона посмотрела на адрес. Бельгия, Брюгге. Так близко от того места, где она сейчас находится, — стоит лишь перелететь Ла-Манш… Когда-то она так любила Гэбриела… Теперь от этой любви осталась одна лишь боль…
Она ни разу не видела брата, не разговаривала по телефону, не получала от него писем, с тех пор как он ушел из дома семнадцать лет назад. Ей тогда было пятнадцать, ему восемнадцать. Нет, она не ответит на это письмо, никуда не поедет, хотя ей и хотелось бы посмотреть ему в глаза, чтобы он почувствовал ту же боль, что и она после его ухода. Он обещал вернуться, написать… Но Джозефина оказалась права, когда объявила Гэба таким же подлецом, как и его отца, а заодно всех мужчин в целом.
Однако Симоне потребовался еще один жизненный урок — жестокий урок, — чтобы понять, насколько была права ее мать. Побывав замужем за Харпером Макмилланом, она смогла убедиться в том, что в конце концов мужчины уходят, каковы бы ни были их цели и интересы. Все это рано или поздно оказывается для них важнее, чем женщина. Джозефина говорила, что пытаться здесь что-либо менять бесполезно — это у мужчин в крови. Во всяком случае, как бы то ни было, урок оказался слишком жестоким, и у Симоны не было ни малейшего желания входить в одну и ту же реку дважды.
Она сложила письмо и спрятала его в ящик стола, решив не говорить о нем Джозефине. У нее и без того по горло хватало проблем.
Подумав о своей матери, Симона решила, что надо бы ей позвонить. Она обещала сделать это, как только прибудет в Лондон. А Джозефина не любила ждать. Симона потянулась к телефону.
«Харродс», один из главных магазинов Лондона, высотой в пять этажей и площадью в четырнадцать акров, был переполнен. Стоял июль, самый пик сезона, и туристы все как один были одержимы идеей если не купить, то хотя бы посмотреть все, что только можно. Блюделл уже готов был растеряться в этой суете, но тут к ним подошел услужливый продавец и сразу же проводил в отдел мужской одежды, который, как ни странно, был совершенно свободен. Драйзер, как оказалось, заранее позвонил в магазин, оповестив об их прибытии.
Симона начала что-то говорить продавцу, и маленький подвижный человечек лет пятидесяти в безупречно накрахмаленной рубашке и с такими же безупречными манерами что-то очень быстро записывал в блокнот. Только когда Симона замолчала, он повернулся к Блю.
— Хорошо, мисс Дукет, я думаю, смокинг джентльмену не очень пойдет. Лучше обычный строгий пиджак.
Блю готов уже был согласиться с продавцом, но тот опять повернулся к Симоне — решающим для него было явно мнение дамы, а не мнение мужчины. Она кивнула.
— Сюда, пожалуйста, сэр, — человек наконец заговорил с Блю.
Тот послушно последовал за ним в огромную примерочную. Оставшись с продавцом наедине, он сразу же обратился к нему:
— Как вас зовут?
— Коллинз, сэр.
— Вот что, Коллинз, давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Покупаю я, а не леди. Если мне что- то не понравится — значит, я не беру, и точка. Понятно?
Коллинз нахмурился, но затем кивнул.
— Отлично, — оживился Блю. — Покажите-ка, что вы там написали?
Коллинз колебался, но клиент так пристально смотрел на него, что в конце концов он протянул ему свой список.
Блю быстро пробежал его глазами. Да что она, с ума сошла? Сколько же, по ее мнению, нужно мужчине одежды на три недели? Он протянул список обратно Коллинзу:
— Принесите половину этого. За час, я думаю, управимся. Фигура у меня стандартная, так что с размером проблем не будет.
Ни один мускул не дрогнул на лице Коллинза. Еще бы, ведь если ему удастся продать хотя бы половину всего того, что надиктовала ему леди, это уже можно будет считать большой удачей.
— Как скажете, сэр, — произнес он. — Снимите, пожалуйста, ваши… э-э… джинсы, и мы начнем, пожалуй, с вечернего костюма. Не возражаете?
— Ничуть. Кстати, Коллинз…
— Да, сэр?
— Счет, пожалуйста, принесите мне. — Блю ни в коем случае не хотел допускать, чтобы Симона Дукет платила за него. Он же ей не любовник, в конце концов!
— Хорошо, сэр.
Коллинз удалился. Блю посмотрел на часы.
Симона нервно ходила взад и вперед, почти поминутно глядя на часы. Уже почти час Коллинз, не теряя, однако, своей безупречной выдержки, сновал в примерочную и обратно с роскошными мужскими костюмами. Каждый раз, когда он направлялся туда, она обращалась к нему с одними и теми же словами:
— Коллинз, попросите, пожалуйста, мистера Блюделла выйти. Я хотела бы посмотреть, что покупаю.
— Хорошо, мисс Дукет, — отвечал Коллинз, но Блю так и не появлялся.
Наконец терпение Симоны лопнуло, и она послала Нэнса. Но и тот вышел обратно один. На его скуластом, широком лице играла улыбка, что было странно — Нэнс редко улыбался, во всяком случае, в присутствии Симоны.
— Ну? — спросила она.
Нэнс улыбнулся еще шире:
— Он не хочет выходить, мисс.
— Почему, черт побери?! — Нога Симоны против воли начала отбивать дробь по полу.
— Говорит, стесняется.
— Стесняется, тоже мне! — фыркнула Симона. — Нэнс, скажите этому шуту, чтобы выходил немедленно!
— Слушаюсь, мисс. — Нэнс снова направился в примерочную.
— Нет, подождите. Я сама позову его!
Она решительным шагом направилась к примерочной и отдернула тяжелую занавеску с такой силой, что чуть не оторвала ее.
Блю застегивал молнию на темно-малиновых шелковых брюках, которые смотрелись на нем потрясающе. Он остановился, оставив верхнюю пуговицу незастегнутой. Белая рубашка была также расстегнута, ноги босые. Внезапное вторжение Симоны, казалось, ничуть не смутило его, равно как и неизменно невозмутимого Коллинза. Они лишь внимательно посмотрели на нее: Коллинз с вежливо- вопросительной улыбкой, Блю с невинно-довольным видом. Оба молчали.
— Вы закончили? — произнесла Симона, едва удерживая гнев и в то же время стараясь не смотреть
