столь внезапной перемены в поведении не удалось обнаружить до сих пор.

Из всего этого следовало, что братья-квакеры, скорее всего, воспримут Хэла в образе Иммануэльсона как представителя нового, более молодого поколения, подвергшегося воздействию обычаев и идей иных миров и подчас не осведомленного о последних событиях на Гармонии; под такой личиной значительно легче скрывать неизбежные промахи и ошибки в исполнении выбранной для себя незнакомой роли. Понятие «иной мир», широко используемое на обеих квакерских планетах, означало любой мир, кроме Гармонии и Ассоциации.

Хэл увидел, что документы уже в известной степени подготовлены для него. Все подвергнутые специальной обработке места, отведенные в них для отпечатков пальцев, были чистыми. Он по очереди прижимал большой палец к каждому из таких мест, а убрав его, следил, как завитки капиллярных линий постепенно проявляются и становятся отчетливо видимыми. Теперь, юридически превратившись в Ховарда Иммануэльсона, Хэл испытал странное чувство, похожее на легкую грусть. Он словно утратил какую-то часть своего «я». Не часть личности, связанную с именем Хэл Мэйн, а тот этап жизни, который начался и проходил здесь, на Коби, а теперь оказался официально изъятым из его биографии.

Он спрятал бумаги во внутренний карман.

— Вот кредитные документы, переоформленные на твое новое имя; — Сост протянул ему еще один конверт. — Средств у тебя осталось еще немало.

— Ты полностью доверяешь Дженнисону? — спросил Хэл, забирая конверт из рук Соста.

— Иначе я не стал бы иметь с ним дел, — ответил Сост. — Можешь не беспокоиться, Грузовая Компания держит его на крючке.

— А Грузовой Компании можно доверять? — задал Хэл новый вопрос; к его удивлению, вместо ответа Сост и Тонина дружно рассмеялись.

— Сост представлял собой Грузовую Компанию, когда компании как таковой еще не было и в помине, — перестав смеяться, сообщила Тонина. — У него нет ни громких титулов, ни офиса, но пока он там, ты можешь ни о чем не беспокоиться.

— Я просто участвую во всех делах компании, — пояснил Сост. — А когда ты занимаешься этим много лет, то хорошо узнаешь людей. Ну а теперь отдай мне свои собственные бумаги.

— Их лучше бы уничтожить, — сказал Хэл, протягивая ему документы Тэда Торнхила.

— Хорошая мысль, — кивнул Сост, убирая их в карман. — Теперь мы выйдем отсюда, ты и я. У тебя есть пропуск на корабль, отправляющийся на Гармонию, и билет до Цитадели. Вот они. Ты что-нибудь знаешь о Цитадели?

— Кое-что знаю. Это довольно большой город на континенте, называемом Южная Обетованная Земля, в нижних широтах умеренной зоны.

— Правильно. И это единственный крупный город на Гармонии, где, судя по документам Иммануэльсона, ему не приходилось бывать. Оказавшись там, ты должен будешь действовать по своему усмотрению. — Сост встал из-за стола, Хэл и Тонина последовали его примеру. — Мы доставим тебя на борт корабля вместе с грузом и таким образом избежим выпускного таможенного контроля. Ну, пошли.

Хэл повернулся к Тонине. Прежде она запрещала ему прикасаться к ней. Но теперь они расставались навсегда. Он неловко обнял ее и поцеловал, а она на мгновение крепко прильнула к нему.

— Теперь иди. — Тонина слегка оттолкнула его от себя. Они с Состом пошли к выходу. Обернувшись, Хэл увидел, что Тонина по-прежнему неподвижно стоит у столика, провожая их взглядом.

Хэл сидел в челноке, спускавшемся с орбиты вокруг Гармонии к городу с названием Цитадель. Любопытно, что в этот момент вступления в совершенно новую для него среду в его сознании начали терять реальность не три года, проведенные им на Коби, а минувшие четверо суток межзвездного перелета, в течение которых он периодически испытывал физические стрессы от фазовых сдвигов. Вообще все это путешествие носило на себе отпечаток какой-то нереальности; и даже сейчас он с трудом воспринимал как реальный тот мир, к которому стремительно приближался, хотя и понимал, что очень скоро все здесь станет для него именно таким.

Было еще кое-что, заполнявшее его сознание и вытеснявшее из него все, кроме воспоминаний о годах, проведенных на Коби. Во время нынешнего перелета он впервые отчетливо понял, почему три его учителя настаивали, чтобы он отправился работать в шахте. Причина заключалась не только в стремлении укрыть его от глаз Иных до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым и сумеет сам защитить себя. Нет, главным мотивом этого решения послужило их единодушное мнение о том, что ему необходимо вырасти, возмужать, узнать людей, прежде чем он отправится навстречу своим врагам, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Только теперь, после трех лет, проведенных в этом подземном мире шахт, Хэл смог осознать, что до момента гибели Авдии, Малахии и Уолтера он представлял собой самое настоящее тепличное растение, необыкновенного ребенка, воспитанного необыкновенными людьми. Он не имел опыта реального, повседневного общения с обычными представителями человеческой расы, составляющими ее основу, со средой, изредка порождающей подобных ему неординарных личностей, появление которых в тот или иной момент времени предопределяется исторической необходимостью. До Коби эти обычные люди оставались для него такими же незнакомцами, как какие-нибудь создания с самых дальних галактик. Их устремления никогда не были его устремлениями, их огорчения — его огорчениями, их сущность — его сущностью. И то, что прежде Хэл не понимал причин этих различий между ними и собой, теперь воспринималось им как серьезнейший недостаток. Он вдруг со всей ясностью осознал, что в грядущие годы ему предназначено бороться именно за этих обыкновенных людей, а не за высоко одаренных, как он сам и как те, кто его вырастил и воспитал.

Наступил момент, когда он должен найти свое место среди простых людей, научиться понимать и чувствовать их бытие; только после этого он сможет принести какую-то пользу всему человечеству. Хэл понял это в шахте. Он встретил там заурядных людей, о которых сумел проявить заботу и которые заботились о нем, не придавая никакого значения его одаренности. Они в конечном итоге помогли ему своевременно скрыться, тогда как в одиночку, при всех своих исключительных способностях, он не смог бы это сделать.

Вспоминая события, связанные с организацией побега, Хэл горячо пожалел, что не сказал Состу хотя бы о том, как много тот стал значить для него. Они подъехали на грузовике к тому кораблю, в котором Хэл сейчас находился, якобы для того, чтобы погрузить на него большой опечатанный ящик. Сидевший рядом с Состом Хэл был одет в серую робу грузчика. Они вдвоем внесли ящик через грузовой люк в первый трюм корабля, где к ним подошел старший стюард, очевидно ожидавший их появления.

По его указанию Хэл снял с себя робу и бросил ее в мусоросборник, после чего они и расстались с Состом. Следом за стюардом Хэл направился к одной из кают, расположенных по правому борту, вошел в нее и получил указание оставаться там и никуда не выходить до завершения первого фазового сдвига. Он повиновался и вообще не отходил далеко от каюты в течение первой трети своего путешествия. Часы одиночества он использовал как отличную возможность попрактиковаться, мысленно перевоплощаясь в аккуратного плательщика церковной десятины, принадлежащего к Возрожденной Церкви Откровения.

Прообразом для исполнения этой роли ему послужил Авдий. Хэл, выросший в окружении трех своих воспитателей, естественно, стал со временем им подражать. Для того чтобы вести себя как Авдий, ему было достаточно вообразить, что он и есть Авдий. Однако проблема состояла в том, что там, на Гармонии, ему придется постоянно пребывать в этом образе, не выходя из него даже в самых критических ситуациях.

Практиковался Хэл также и на одном из своих попутчиков, явно искавшем случая поговорить с ним, не ограничиваясь рамками обычного обмена любезностями, и открывшем ему глаза на возможную опасность, о которой он даже не подозревал. Этим попутчиком был экзот по имени Амид — невысокий стройный пожилой человек. Лицо его покрывали многочисленные морщины, что, вообще говоря, для экзотов не характерно. Он возвращался с Сеты, где в качестве инопланетного преподавателя читал лекции по истории Осколочных Культур в университете, имеющем одинаковое название как с городом, где он находится, так и с самой планетой.

Как и большинство экзотов, Амид легко находил общий язык со всеми окружающими, в то время как другие пассажиры, главным образом квакеры, направляющиеся на Гармонию, держались весьма замкнуто и настороженно. Кроме того он, как и большинство преподавателей, был влюблен в свой предмет и оказался