предложение сподобился сделать только близ «Уоппинга», под пролетарскими кварталами Ист-Энда.

— И как?

— Увы, не особенно успешно. Поначалу вагон был пуст, но затем набилось столько народу, столько нескромных свидетелей объяснения, что на ближайшей станции леди поспешно выбежала, бросив в ответ лишь короткое «нет». Отвергнутый жених более никогда ее не видел.

— И своих пары сотен фунтов тоже, — констатировал Патрик. — Дороговато ему обошлась поездка на метро. За эти деньги можно было нанять шикарный экипаж и тогда, вероятно, услышать желанное «да».

— Ну, кто знает. Вспомните сцены кинофильмов, Патрик. Влюбленному, чтобы открыться в чувствах, нужны уединение, лирическая атмосфера. Конечно, вагон метро даже на перегоне между «Глостер-роуд» и «Южным Кенсингтоном» место недостаточно романтичное. Страстным признаньям все же больше отвечают свечи и шампанское.

Объект предполагаемых признаний открыл им дверь и пригласил войти.

— Очень приятно с вами познакомиться, лорд Пауэрскорт, — сказала Энн. — Патрик столько о вас рассказывал.

— Энн, — вступил молодой человек, — я взял на себя смелость пообещать лорду Пауэрскорту, что ты ему поможешь.

Описав ночную атаку на детектива, Патрик Батлер разъяснил необходимость сбора информации о населении домов подле главного комптонского храма.

— Какое злодейство, и еще прямо в нашем прекрасном соборе! — воскликнула Энн Герберт. — О, разумеется, лорд Пауэрскорт, я буду рада быть хоть чем-нибудь полезной и помогу всем, чем сумею.

Детектив положил на стол блокнот со своей схемой.

— Мне бы хотелось иметь перечень жильцов церковной территории, — показал он начерченный им план, — а также тех служителей собора, кто проживает вне магического круга.

Энн Герберт подняла на него зеленые глаза. Пауэрскорт вынужден был согласиться, что хозяйка мила, просто прелестна. Легко было понять неодолимое очарование ее вечерних чаепитий.

— Вы думаете, лорд Пауэрскорт, убийца живет здесь?

— Уверенности нет, но весьма и весьма вероятно, миссис Герберт.

— Можно кое-что предложить? — Участие в разгадке преступления воодушевило Энн, и Патрик ощутил гордость за свою избранницу. — Если бы вы оставили мне ваш блокнот на день-другой, я бы дополнила план списком жильцов каждого пронумерованного у вас дома. О тех, кого я лично и не знаю, мне не составит труда расспросить своих знакомых.

— Опасно, миссис Герберт, — нахмурился Пауэрскорт. — Должен предостеречь вас от подобных разговоров. Стоит убийце сообразить, кому вы помогаете, и ваша жизнь окажется под угрозой.

— Не тревожьтесь, лорд Пауэрскорт. Я буду очень благоразумна. Скажу, например, что мне поручили составить список для очередных благотворительных мероприятий нашей общины.

— Что ж, пожалуй, — кивнул Пауэрскорт. — Только прошу вас, будьте предельно осторожны. Я еще собираюсь просмотреть официальный реестр местных избирателей. Хотя, боюсь, он устарел; такие списки редко обновляют.

— Да уж, — вступил Патрик, — мы в «Меркюри» совершенно перестали на них полагаться. Чиновникам давно пора бы навести тут должный порядок, но в нашей мэрии не любят спешки.

— Позвольте, миссис Герберт, один общий вопрос. Я полагаю, здешние слуги и прочий домашний штат в основном из жителей Комптона или ближайших мест?

— Казалось бы, должно быть так, но у нас почему-то несколько иначе, лорд Пауэрскорт. О, духовенство, разумеется, британского происхождения. Но среди слуг довольно много иностранцев. Например, повар у декана — француз, семейный (впрочем, все остальные слуги у декана тоже женаты). В доме регента двое испанцев: и повар, и дворецкий. К архидиакону каждый месяц приезжает погостить на неделю друг-итальянец, всегда изысканный и элегантный, только держится очень надменно. — Энн Герберт прищурилась, глядя в окно, припоминая всех живущих по соседству. — Да, еще у помощника декана чета французов: муж — повар, жена — экономка. И конечно, всюду ирландцы. Не только среди слуг; несколько певчих тоже из Ирландии.

Пауэрскорт невольно отметил, что перечисленные иноземцы, как на подбор, из католических краев. Видимо, погруженного в науку епископа Комптона мало трогает нашествие иноверцев, уроженцев Турина, Толедо и Типперэри. Отогнав посторонние мысли, детектив продолжал внимательно слушать любезную миссис Герберт.

— Вам обязательно, лорд Пауэрскорт, надо поговорить со Старым Питером. Я, правда, даже не знаю его фамилии. Ты с ним знаком, Патрик?

— Лично не познакомился, но слышу о нем постоянно.

— Не родственник ли он тезке, апостолу Петру? — спросил Пауэрскорт.

— Нет, — рассмеялась Энн. — Зато наш Старый Питер вот уже тридцать лет бессменно, с жезлом в руке возглавляет парадные церковные процессии. До этого он, по-моему, служил кучером у прежнего епископа. Старый Питер коренной комптонец, и ему уже под девяносто.

— Девяносто один, — поправил Патрик. — Мы в прошлом году делали очерк о жителях Комптона, достигших девяностолетия. Нашли троих таких, причем двое — сестрички, что живут за станцией.

— Как бы то ни было, лорд Пауэрскорт, я уверена, Старый Питер может вам рассказать немало интересного. Больше, чем он, никто не вспомнит. Он живет в отдельном домишке, в конце епископского сада. Хотите, я вас сейчас туда провожу?

Надевая пальто и беря свою трость, Пауэрскорт сделал быстрые подсчеты.

— По возрасту ваш Старый Питер годится в деды епископу Мортону, — весело объявил он. — В год битвы при Ватерлоо ему исполнилось пять, а во время Крымской войны уже перевалило за сорок. Ну что ж, послушаем, что нам поведает сей комптонский Мафусаил.

Наиболее примечательна в облике Старого Питера была шевелюра. Казалось, за десятилетия службы в соборе он не потерял ни единого волоска. Обрамлявшая лицо белая как снег густая грива делала этого ветерана англиканского собора похожим на жреца-друида. Из-под косматых седых бровей смотрели янтарные глаза, из угла рта торчала его прокуренная, на вид еще более старая, чем он, трубка.

Представив Пауэрскорта, Энн Герберт вернулась к себе. Указав детективу на продавленный диван против камина, сам хозяин вновь опустился в стоявшее рядом истрепанное кожаное кресло. Как большинство престарелых персон, он первым делом представил гостю отчет о своем здоровье.

— Видеть я вижу, — доложил он, махнув трубкой в опасной близости от глаз, — и запах чую. Только вот глуховат стал, прям беда, так что уж говорите мне погромче, лорд. А ноги пока ничего, хожу, хотя в коленке левой слабость; доктор сказал, мол, от подагры.

— Мне хотелось бы расспросить вас о людях, живущих на территории собора, — слегка повысив голос, обратился к старцу Пауэрскорт. — Говорят, вы наверняка знаете, если в ком-то здесь что-нибудь необычное.

— Необычное, лорд? — хрипло хохотнул старик. — А вам, что ж, видится обычно, когда люди по полсотни лет каждый Божий день в церковь ходят, да еще не по разу, да диковинно нарядившись?

— Вы не верите в Бога, Питер?

— Не то чтоб верю, не то чтоб не верю, — последовал уклончивый ответ, — а только у нас и без этого страшного убийства всегда все на чудной манер.

Замолчав, старик набил трубку новой порцией крепчайшего черного табака.

— По мне, сэр, весь здешний порядок больше годится семейной торговой лавочке, чем Господнему храму. Слыхали вы небось про наш «цвет духовенства»? Всякий раз, как появляется новый кандидат в каноники, на теплое местечко, так один наш цветок, который епископ, будет за кандидата, а второй чертов цветик, наш декан, уж точно против. У епископа во дворце что ни вечер, есть ли гости иль нет, лакеи