Тилья вернулась к рулю. Плот уже плыл в более спокойных водах. Течение стало медленнее. Впереди Тилья увидела поворот, но он не показался ей особенно сложным. Хотя там, в тихой заводи, их мог ждать водоворот. Силон предупредил ее об этой опасности и объяснил, что делать. Он сказал, что, попав в водоворот, плот может вращаться в нем целый день. Она знала, что если допустит это, то Альнор и Таль умрут. Даже то, что они теперь плыли так медленно, могло быть смертельно опасным. Чем скорее они выйдут из-под покрова деревьев, тем лучше. Конечно, она не надеялась, что сумеет вывести плот из водоворота, но могла по крайней мере держать его в центре течения.

Постепенно Тилья научилась различать малейшее напряжение весла в руке и поняла, как не дать плоту начать кружиться.

Мина пела, высоко подняв голову и немного раскачиваясь. Ее старое, морщинистое лицо было отрешенным и мечтательным. Она соединяла свою песню для единорогов с какой-то очень знакомой мелодией. Прислушавшись, Тилья поняла, что это были «Вишенки» — песня, которую матери пели у колыбелей, а дети во время своих игр, хотя речь в ней шла о возлюбленных, которым нечем угостить друг друга, кроме сладких вишен.

Когда Тилья проголодалась, она дождалась спокойного участка реки, достала хлеб, который мама испекла им в дорогу, и кусок сыра. Скалы по берегам остались позади. Река стала шире, спокойнее, ее обступали поросшие деревьями низкие холмы.

Изменилось и что-то еще, но Тилья не сразу поняла, что именно. Деревья здесь уже оделись молодой листвой. И воздух стал теплее. Они были уже не в Долине. Они плыли в совершенно другую страну, которой никто не видел в течение двадцати поколений.

Ближе к вечеру река сделала широкий, величественный поворот, и перед ними открылась эта неизвестная страна. Деревья кончились, и они плыли между холмиками, на которых кое-где попадался низкорослый кустарник. Мина перестала петь, а Калико жалобно заржала, и Тилья поняла, что единороги больше не идут за ними.

Милю за милей пейзаж не менялся, и нигде не было видно никаких признаков жилья. Мина поднялась только вечером, оставив Альнора и Таля лежать на палубе. Она с трудом держалась на ногах, ее укачало.

— Ты видела их? — спросила она Тилью.

— Единорогов? Нет, а где? Я смотрела на реку.

— Под деревьями. У самой воды, я видела их отражения. Кто бы мог подумать, что их так много? Пришли меня послушать, а я их успокаивала…

— Песней «Вишенки»?

— Ну не совсем. Она просто пришла мне в голову, когда я думала о том, каким молодцом, наверное, был Альнор в молодости, совсем как тот юноша, которого я любила когда-то. Мы познакомились на Собрании… Но нам пришлось расстаться, хоть это было и нелегко. Он жил очень далеко на востоке, и ему по наследству должна была перейти прекрасная ферма. А я отказывалась оставить Вудбурн. Я, конечно, могла бы пожить с ним немного, но мне бы все равно пришлось вернуться, чтобы сменить мою мать. И самое ужасное, я не имела права рассказать ему об этом. Он не понимал, почему я не могу покинуть Вудбурн, никудышную, в общем-то, ферму… Думаю, он так и не простил меня… Когда-то мы вместе пели «Вишенки», и когда я подумала о том, каким Альнор был в молодости… — Она покачала головой.

— А единороги не возражали? Это же не их песня.

— Нет. По-моему, не важно, что я пою. Главное, я знаю, что пою именно для них, и тогда они сами делают ее своей песней. Ох уж эти зверюшки… — Мина потихоньку пришла в себя, и к ней вернулся ее прежний ворчливый тон. Тилья улыбнулась. — Ну и что же здесь смешного, позволь спросить? По-моему, ничего. Нам одним никогда не пристать к берегу. И вот мы с тобой, уставшие как собаки, в самой середине этой глупой реки, и скоро станет темно, как в яме, и мы ничего не сможем увидеть, а если бы и могли, то нам бы это не сильно помогло.

Тилья поглядела вокруг. Она видела смутные очертания берегов и водную гладь, отражающую первые звезды.

— Похоже, здесь никто не живет, так что нам все равно придется заночевать на плоту, хоть Калико это и не понравится, — сказала она. — Давай перекусим и ляжем спать. И будем надеяться, что ночью не сядем на мель и не застрянем в водовороте. По-моему, нам ничего другого не остается.

Она пошла к Калико. Ее сердце сжалось, когда она услышала усталый вздох лошади. Калико не понимала, что происходит. Она слишком вымоталась за день, у нее даже не хватило сил попытаться укусить Тилью. Девочка вычистила стойло, помыла лошадь, наполнила кормушку и налила воды в ведро. Потом она на ощупь пробралась на корму. Ни Альнор, ни Таль не пошевелились.

Что-то дребезжало, скрипело, царапало. Тилья проснулась и села. Легкая дымка заволакивала небо, луна казалась желтым размытым пятном. Она стояла прямо над головой, значит, скоро придет рассвет. С одной стороны плота плескалась вода, а с другой напирали полусгнившие бревна и ветки.

— Что стряслось? — проворчала Мина.

— Похоже, мы сели на мель. И на нас несет всякую всячину из леса.

— Это плохо.

— Может быть, нам удастся выбраться на берег.

— Тебе-то, может, и удастся да мальчишке. Встряхни-ка их. Как они там?

Тилья выползла из-под одеяла и подошла к Талю. Он дышал ровно, но не шевельнулся в ответ на ее прикосновение. Альнор тоже.

Вода выглядела как-то по-другому. Тилья опустила весло и нащупала дно. Оно было не глубже, чем по пояс. Тилья вернулась на свое место и стала ждать рассвета.

Когда солнце встало, туман сделался золотым и быстро рассеялся. Тилья увидела, что река в этом месте разлилась и поросла вдоль берегов тростником. Течение прибило плот ближе к западному берегу, вместе со скопившимися за много лет ветками, стволами деревьев и водорослями.

Тилья привела себя в порядок, позавтракала и попробовала растолкать мусор в стороны, чтобы освободить плоту путь к берегу. Со всей силы она налегла на шест, и ей удалось чуть-чуть продвинуться вперед. Вот если бы Таль и Альнор проснулись, то все вместе они бы справились.

— Я готова помочь тебе, если только мне не придется скакать на одной ножке.

— Попробую загнать Калико в воду, — сказала Тилья. — Ей, конечно, это не понравится, но она сможет вытащить нас на берег, если там не станет вдруг слишком глубоко. И еще мне понадобится твоя палка.

Тилья сняла башмаки, носки и юбку, взяла несколько кусков сахара, дала один Калико и показала, что кладет их в карман своей кофты. Калико, осторожно ступая, вышла из стойла. Тилья дала ей еще кусочек и обвязала ее буксировочной веревкой. Лошадь доверчиво потянулась за сахаром к краю плота, но, когда он качнулся под ее тяжестью, испуганно заржала и остановилась как вкопанная.

— Ну, не бойся, — ласково сказала Тилья. — Здесь не так уж глубоко. Смотри!

Она соскользнула в воду, немного отошла от плота, выудила из кармана сахар и показала Калико. Та неуверенно переступала ногами и жадно вытягивала шею, но не двигалась с места. Тилья поднесла сахар к самым ее губам, и Калико сделала шаг. В конце концов, брыкаясь и вставая на дыбы, лошадь очутилась в воде, забрызгав Мину и Тилью с ног до головы.

Подманивая Калико сахаром, Тилья повела ее к берегу.

— Ну, иди же! Только не обратно на плот. Ты же так хотела на землю!

После некоторого колебания лошадь все же пошла вперед. Веревка натянулась, и плот двинулся к берегу. Тилья пробиралась первой, прощупывая дно бабушкиной палкой. Местами становилось глубже, но Калико уже завидела землю и уверенно тянула за собой плот. Вскоре он зарылся носом в мокрый прибрежный песок. Тилья отвязала веревки.

— Обернись! — вдруг крикнула Мина.

Тилья оглянулась и увидела чуть выше на берегу огромного огненно-каштанового пса. Несмотря на его