— Ясно, можно, — поддержал его Витаха. — К нам тогда и взрослые будут приходить.
— И надписи в стихах тут можно повесить, — сказала Майка. — «Здесь гуляй и отдыхай, а про учёбу не забывай!»
— Это кто сочинил? — приподнялся на локте Миколка.
— Я.
— Врёшь?
— Ну вот, стану я обманывать! Я о чём хочу, про то и сочиняю.
— А про меня, например, можешь сочинить?
— Пожалуйста, только надо подумать!
Майка наморщила лоб, и все ребята замолчали.
Наконец Миколка сказал:
— Ага! Не выходит! У тебя ещё мозги не такие, как у взрослого!
— Тише ты! — строго сказал Витаха. — Я знаю, для поэтов самое главное — тишина.
— Написала! — вскочила Майка. — Слушайте! «Ты, Миколка, как иголка, языком ты колешь колко!»
— Вот здорово! — удивились все. — Эпиграмму сочинила!
И тут же мальчишки стали просить Майку написать про каждого стихи — про Петю, про Ваню, Колю и других. Майка на ходу начала придумывать рифмы, которые вызывали у ребят улыбки; «Ваня — баня», «Петя — плети», «Коля — кролик».
А потом она предложила ребятам самим подобрать для неё рифмы и дать пять минут на сочинение. Ребята закричали: «Печка — овечка! Мостик — хвостик! Баба — слабый!» Майка все рифмы запомнила и вдруг через пять минут прочла:
Все ребята завыли от восторга.
За пустырём раздалось урчание автомобиля, и над забором поднялся жёлтый столб пыли.
Через минуту на поле въехал зелёный «газик». Из него вылез человек в полувоенном костюме. Он вытер платком потное лицо и огляделся.
— Ура, Матвей Никитич приехал! — воскликнул Витаха и двинулся навстречу парторгу. Каждый старался подойти к нему поближе, пожать руку.
В кругу толкался и Миколка. Он уже совсем оправился.
— Здорово, пионерстрой, здорово! — улыбаясь, говорил Матвей Никитич, протягивая руки. — Ого, как вас здесь много… Майка, и ты здесь?
— Здесь! — важно сказала Майка.
— А где Андрюшка?
— Нет его.
— Вот пострел! Семён Петрович уже четыре дня дома не ночует, а ему хоть бы что! Совсем забыл про отца. Вы его как увидите, так гоните к отцу.
— Ладно, — сказала Майка и добавила: — А нам, Матвей Никитич, для баскетбола специальные кольца нужны. А где достать, не знаем.
— Баскетбольное кольцо? — переспросил Матвей Никитич. — Такое, с сеткой? Это мы сделаем. Я скажу в механическом цехе.
— А нам и сварочный аппарат нужен, — протиснулся вперёд Миколка. — У нас две трубы есть для железной мачты, свой сварщик имеется — вот Витаха, — а аппарата нет. Скажите, Матвей Никитич, что нам…
Миколку опять оттёрли. Он никак не мог снова подойти к Матвею Никитичу. Но потом, вскочив кому-то на плечи, крикнул:
— Матвей Никитич! Нам и долото нужно!
Матвей Никитич услыхал и эту просьбу. И, так как её легко было выполнить, тут же настрочил записку в столярную мастерскую и дал ребятам свой «газик». За долотом с Миколкой хотели ехать человек двадцать, но в машине уместилось лишь восемь.
Матвей Никитич ходил по площадке и удивлялся тому, как хорошо её распланировали. Он пробовал раскачивать уже врытые волейбольные столбы, но они не поддавались.
— Прочно сделано! Молодцы! — поминутно говорил он. — И дружно так у вас получается. Настоящими коммунистами растёте!
— А как же! — сказал Витаха. — Нам сейчас что ни скажи, всё пойдём вместе делать.
— Матвей Никитич, а коммунизм скоро будет? — спросила Майка.
— А как же!.. Вы-то наверняка при коммунизме жить будете. Да и мы, старики, я думаю, доживём. Кругом уже люди новые, жизнь иная…
— А как это, Матвей Никитич, — люди новые? — спросила Майка. — Я тоже новая?
— Новая. И Миколка новый, и Витаха. Ведь вас и сравнить нельзя с каким-нибудь школьником из капиталистической страны. Вы на целых пять голов выше. А почему, знаете?
— Мы здоровее их, — сказал кто-то из ребят.
— Правильно. А ещё?
— Мы пионеры, а они нет, — ответила Майка.
— Правильно. Ну, а самое главное? — Матвей Никитич внимательно обвёл всех глазами. — У них, ребятки, с самого детства знаете какое прививается понятие о жизни? Когда ты будешь взрослым, либо ты будешь другого грабить, либо другой ограбит тебя. А мы… мы воспитываем вас так, чтобы вы и слова такого не знали — «грабёж». Вот, например, Майка: какая у тебя задача в жизни?
Майка застеснялась:
— Я… я хочу поэтом стать.
— Поэтом хочешь стать? — переспросил парторг. — А вот для чего?
— Буду такие стихи писать, чтобы все запоминали…
— Какая боевая! — улыбнулся Матвей Никитич. — Очень хорошее у тебя призвание. Пиши, пиши… И наш завод также опиши в стихах. Он во время войны столько вынес, что о нём надо целые поэмы писать. Знаешь… — Матвей Никитич снял белую фуражку и присел на траву, — в 1941 году фашисты вплотную подошли к заводу и хотели захватить его «тёпленьким», но наши рабочие с войсками целых полтора месяца обороняли его. Потом немцы собирались снова пустить завод и привезли из Германии своих инженеров. Но и этот фокус им не удался. Мы всё вывезли. А директора этого завода — был такой генерал Фридрих фон Зуппенпифке — я вот этими своими руками в 1943 году на чердаке поймал. Сидит он в темноте и трясётся от страха. А я взял его за шиворот и тяну на свет. Он визжит как поросёнок, думает, что мы его сейчас убьём. Но я не стал о него руки марать — пускай сам народ его судит…
В это время на пустырь вернулся «газик». Миколка жонглировал в воздухе долотом.
— Ну, трудитесь на здоровье! — сказал Матвей Никитич прощаясь. — А когда турник сделаете, дадите один разочек подтянуться?
— Дадим! — закричало несколько голосов. «Газик» фыркнул и рванулся. На нём вместе с Матвеем Никитичем поехала кататься вторая партия ребят.
— Хороший человек! — глядя вслед машине, сказал Витаха.
— Очень хороший: кататься даёт! — поддержал его Миколка. — Я вот когда вырасту, тоже пойду на