Поздно вечером на Высотах Да Винчи договоренность была достигнута. После долгих переговоров Смайлу Раннингу Кламу удалось убедить Мэри Риттерсдорф провести полный комплекс психологических тестов для себя и бывшего мужа.

Все четверо находились в замысловато-изукрашенном, спиралевидном доме манского делегата Говарда Строу; сам Строу с высокопарным отчуждением наблюдал за происходящим из дальнего угла комнаты. Процесс тестирования забавлял его; устроившись в удобном кресле, он быстро набрасывал пастельными мелками серию портретов Мэри. Живопись являлась одним из его многочисленных артистических талантов, и он не прекращал заниматься ею даже сейчас, когда альфанские корабли, один за другим, садились на поверхность Луны.

Мэри, пристально вглядываясь в распечатки, разложенные на изящном полированном столике ручной работы, задумчиво произнесла:

— Очень неприятный для меня итог. Но, должна признаться, сама идея весьма плодотворна: познать себя с помощью стандартного набора психологических тестов. Я на самом деле удивлена полученными результатами. Наверно, мне следовало бы периодически проверять свое состояние подобным образом…

Она встала и подошла к окну, тонкая, стройная и гибкая, в белом облегающем свитере и блестящих венерианских лосинах. Затем вынула из пачки сигарету и дрожащими руками прикурила.

— У тебя нет психических отклонений, дорогой. — Она нервно затянулась, затем холодно улыбнулась и добавила:

— Поздравляю.

— А что у тебя? — хрипло спросил Чак.

— Оказывается, ничего общего с манами. У меня как раз противоположное — ярко выраженная депрессия возбужденного типа. Говоря здешним языком, я депша. — Мэри продолжала улыбаться, однако было заметно, каких усилий ей это стоило.

Помолчав, Мэри добавила:

— Дело в том, что я постоянно давила на тебя, заставляла поменять работу, так как страдала навязчивой идеей, что жизнь складывается отвратительно. Я изводила тебя в попытках что-либо предпринять, мне казалось, что иначе все станет совсем плохо. — Она смяла недокуренную сигарету о пепельницу, тут же прикурила новую и спросила Говарда Строу:

— Что ты на это скажешь?

— Мне все равно, — заявил тот с присущей ему жесткостью и отсутствием жалости к кому бы то ни было. — Так или иначе ты не останешься с нами. Поедешь в Коттон Мэтр к счастливому парню Дино Уоттерсу и ему подобным. — Он издал презрительный смешок. — Ребята там исключительно веселые и жизнерадостные. Можешь побыть здесь еще несколько дней, но потом ты должна уехать. Раз ты не манша. — Затем, несколько поубавив свой убийственный тон, Строу добавил:

— Если бы ты могла предугадать то, что случилось сегодня, когда изъявила желание принять участие в экспедиции, организованной ТЕРПЛАНом, в этой так называемой операции «Пятьдесят Минут», ты бы трижды подумала, не так ли? — Он в упор уставился на Мэри.

Мэри молча пожала плечами. Затем внезапно расплакалась.

— Господи, я не хочу жить с этими депрессивными идиотами, причитала она, всхлипывая. — Я хочу домой, на Землю. Мне ведь не обязательно здесь оставаться и искать тихое местечко, как тебе, — пробормотала она, обернувшись к мужу.

Липкая плесень подумала, обращаясь к Чаку:

— Теперь, когда известны результаты тестирования, что вы намерены делать, господин Риттерсдорф?

— Пойду искать место для нового поселения. Назову его Джефферсонбургом. Коттон Мэтр был деп, Леонардо Да Винчи — ман, Адольф Гитлер — пар, Ганди — геб. А Томас Джефферсон… — Чак задумался. — Был вполне нормален. Значит…, норм. Итак, Джефферсонбург будет поселением нормов. Сначала в нем будет жить только один человек, но ему уготовано великое будущее.

«По крайней мере, проблема выборов делегата в Высший Совет решится автоматически», — машинально подумал он.

— Вы просто круглый дурак, — пренебрежительно произнес Говард Строу. — Никто не захочет жить в вашем поселении. Вам придется провести остаток жизни в одиночестве. Хотя через пару месяцев свихнетесь и вполне подойдете для любого другого поселения. Кроме нашего, разумеется.

— Возможно. — Чак надеялся на лучшее; он еще раз подумал об Аннет Голдинг.

«Не такая уж она больная, эта так называемая полиморфная шизофреничка. Рассуждает вполне логично… Хотя, может, чересчур рационально».

Кроме того, Аннет нравилась Чаку. Он чувствовал, что найдет с ней общий язык. А раз существует Аннет, то на Луне должны найтись ей подобные. Не сразу, конечно. Со временем… Он подождет. А пока займется обустройством нового поселения. Ведь у него сложились неплохие отношения с парским делегатом Габриэлем Бэйнсом. Через него можно наладить связь с другими кланами. Исключая, естественно, манов, и этих вонючих индивидуумов — гебов, вроде «святого» Игнатия Ледебура, у которого полностью отсутствует какая-либо ответственность в отношениях с противоположным полом.

— Мне плохо, — дрожащим голосом проговорила Мэри. — Чак, ты будешь навещать меня в Коттон Мэтр? Я не вынесу долго одна, среди депов…

— Ты же сказала…

— Мне нельзя возвращаться на Землю, раз я больна. Если уж обычное тестирование выявило глубокую депрессию, то об этом не может быть и речи.

— Конечно, дорогая, — сказал Чак, — буду рад навестить тебя. — Он подумал, что первое время, скорее всего, ему придется часто бывать в других поселениях. Хотя бы потому, чтобы застраховаться от пророчества, которое высказал Строу.

— Когда я буду размножаться в следующий раз, — излучила липкая плесень, — нас станет много; некоторые, вероятно, захотят жить вместе с вами в Джефферсонбурге. На этот раз мы будем держаться подальше от горящих автомобилей.

— Отлично, — сказал Чак. — Приглашаю всех поселиться у меня. Буду очень рад.

Говард Строу цинично расхохотался. Никто, однако, не обратил на него, внимания. Строу пожал плечами и возобновил, свои наброски.

В небе продолжали реветь двигатели альфанских военных кораблей, опускающихся на поверхность Луны. Высадка альфанских сил вступила в завершающую фазу.

Чак Риттерсдорф встал и вышел из дома на крыльцо. Ночное небо озарялось сверкающими ракетными выхлопами. Чак закурил, вглядываясь и прислушиваясь. Рев стихал, но в небе появлялись все новые светящиеся точки.