намеренно не закончив фразу. Ему явно хотелось посмаковать тревогу собравшихся.

— Нам придется защищаться, — проговорил Бэйнс. Ингрид Хибблер кивнула; то же сделала и Аннет, хотя и с определенной неохотой. Геб Якоб Симион перестал хихикать и насторожился.

— Мы организуем оборону здесь, в Адольфвилле, — продолжал Бэйнс. — Нам нужны ваши люди, Строу, с их техникой. Мы ждем от вас поддержки. Думаю, в это трудное время вы отбросите свои дурные привычки ради общего блага.

— «Ради общего блага», — передразнил его Строу. — Вы имели в виду: «ради вашего блага»?

— Боже мой, Строу, — нервозно заговорила Аннет, — в вас сохранилось хоть какое-то чувство ответственности? Разве вы не осознаете возможные последствия этого вторжения? Подумайте, по крайней мере, о наших детях. Мы должны защитить если не себя, то хотя бы их.

Тем Временем Омар Даймонд продолжал вершить тайную молитву:

«Пусть Силы Жизни восстанут и одержат победу на поле брани. Пусть Белый Дракон избежит красного потока псевдосмерти; пусть благодать снизойдет на сей маленький мир и отвратит от него нечестивцев».

И он вдруг вспомнил картину, виденную им во время пешего путешествия в Адольфвилл. Картина однозначно предвещала вражеское нашествие: ручей, через который он перешагивал, вдруг подернулся кроваво-красной пеленой. Теперь он знал — то было знамение. Война, смерть и, возможно, разрушение и гибель Семи Кланов и их семи городов — шести, если не считать ту помойку, на которой жили гебы.

Деп Дино Уоттерс хрипло пробормотал:

— Мы обречены.

Все взглянули на него, даже неутомимый Якоб Симион. Типично депская позиция.

— Прости его, Господи, — прошептал Омар Даймонд. И сразу же, где-то в невидимом пространстве, Дух Жизни услышал эти слова и отозвался, простив полуживое создание, Дино Уоттерса из поселения депов Коттон Мэтр.

Едва окинув взглядом комнату — стены с потрескавшейся гранитной плиткой, встроенные лампы, которые, по всей видимости, не работали, потертые кафельные полы, о которых он знал только по видеолентам прошлого века, — Чак Риттерсдорф сказал: «Сойдет». Он достал чековую книжку и вздрогнул, заметив камин с кованой чугунной решеткой. Да это же настоящий музей!

Однако владелица этого старинного помещения подозрительно нахмурилась, рассматривая удостоверение личности Чака.

— Судя по тому, что здесь сказано, вы женаты, господин Риттерсдорф, и у вас есть дети. А сюда нельзя въезжать с женой и детьми. Как указано в правилах, комната сдается только имеющим работу, непьющим холостякам.

— Ах, вот в чем дело… — устало проговорил Чак. Толстая пожилая домовладелица в длинном венерианском платье и меховых шлепанцах отказывала ему. Сегодня у него уже имелся печальный опыт по этой части.

— Я развелся с женой. Она сама воспитывает детей. Мне нужна комната для себя одного.

— Но они будут вас навещать. — Накрашенные пунцовые брови домовладелицы слегка приподнялись.

— Вы не знаете мою жену, — заметил Чак.

— Обязательно будут, знаю я эти новые федеральные законы о разводе. Не то что старый, добрый «государственный» развод. Вы были в суде? У вас есть документы?

— Нет еще, — признался Чак. Он находился в самом начале долгого пути. Прошлую ночь провел в гостинице, а в понедельник… В понедельник завершилась шестилетняя война — совместная жизнь с Мэри.

Пристально посмотрев на Чака, домовладелица вернула ему удостоверение личности, взяла чек и вышла. Чак закрыл дверь, подошел к окну и посмотрел вниз на улицу, заполненную машинами, реактивными прыгунами, экранопланами и многочисленными пешеходами… Скоро ему понадобится помощь его адвоката Нейта Уилдера. Очень скоро.

Ирония заключалась в самом их разрыве. Ведь профессия жены Чака как раз и состояла в том, чтобы предотвращать разводы:

Мэри была семейным психологом-консультантом. Она пользовалась большим авторитетом здесь, в калифорнийском городке Марин Каунти, где находился ее офис. Одному Богу было известно, сколько человеческих отношений, давших трещину, она вылечила. Однако, по несправедливому капризу матушки- природы, именно этот богатый опыт и профессиональный талант Мэри довели Чака Риттерсдорфа до этой унылой комнатушки. Добившись столь впечатляющих успехов в своей работе, Мэри так и не сумела побороть возросшее с годами презрение к собственному мужу.

Тем не менее он признавал, что в своей деятельности и близко не подошел к успеху, которого добилась Мэри.

Его работа, которую он очень любил, заключалась в составлении речевых текстов для симулакрумов Центрального Разведывательного Управления. Человекоподобные роботы широко применялись ЦРУ в пропагандистских целях на территории коммунистических стран, кольцом окружавших Соединенные Штаты. Острие пропаганды направлялось на огромную массу взрослого населения с низким уровнем образованности. Чак глубоко верил в полезность своей работы, однако она не была ни высокооплачиваемой, ни престижной. Сочиненные им тексты теперь казались ему тенденциозными, инфантильными и фальшивыми, если не сказать хуже. Он был всего лишь литературной клячей, наемным писакой. Мэри постоянно пеняла ему за это.

Но Чак продолжал заниматься своим делом, отвергая другие предложения, которые делались ему не раз за время их шестилетней совместной жизни. Возможно, Чаку просто нравилось слышать, как человекоподобный робот вдохновенно произносит его собственные слова, а может быть, потому, что он ощущал значимость своей работы, ведь Соединенные Штаты держали круговую оборону против растлевающих коммунистических идей.

Государство нуждалось в относительно низкооплачиваемых служащих для обыденной работы, лишенной героизма и привлекательности. Кто-то ведь должен был программировать электронных агентов, которые внедрялись по всему миру, чтобы агитировать, влиять, убеждать. Однако…

Кризис в их совместных отношениях начался три года назад. Один из клиентов Мэри, личность с невероятно сложными семейными проблемами — он содержал трех любовниц одновременно — был известным телепродюсером. Джеральд Фелд выпускал весьма популярную в стране юмористическую передачу — Банни Хентмэн Шоу: ему принадлежала большая часть капитала этой комедийной программы. Как-то раз Мэри дала прочесть Фелду несколько текстов, которые Чак написал для роботов ЦРУ. Тексты заинтересовали продюсера, потому что содержали большую долю юмора. Дело в том, что монологи Чака никогда не напоминали обычную назидательно-возвышенную чушь. О них часто отзывались, как о написанных живо и со вкусом. Джеральд Фелд попросил Мэри организовать ему встречу с Риттерсдорфом.

Теперь, стоя у окна маленькой унылой комнаты, куда он перевез всего одну смену белья, и неподвижно глядя вниз на улицу, Чак вспомнил, в какой неприятный разговор с Мэри вылился тот случай. Разговор получился отвратительным до тошноты, расширив трещину в их отношениях до размера пропасти.

Для Мэри вопрос был ясен, как божий день: есть возможность получить хорошую работу — этой возможностью нужно воспользоваться во что бы то ни стало. Фелд хорошо платит, к тому же, работа чрезвычайно престижна. Подумать только: каждую неделю по окончании Банни Хентмэн Шоу, имя Чака, как одного из авторов, будет появляться на экранах телевизоров в каждом доме Соединенных Штатов, и даже кое-где за границей, в большевистском мире. Мэри наконец сможет гордиться — ключевое слово их