— С чего это? — спросил Стюарт. — Ты что, сам не можешь?
— Мне плохо, — сказал фок.
Стюарт согласился:
— Ладно. Когда поем.
— Спасибо, — сказал фок.
Полностью игнорируя его, Стюарт продолжал есть. Лучше бы фок не показывал так явно, что мы знакомы, думал он. Лучше бы фок выкатился отсюда и ждал где-нибудь в другом месте. Но Хоппи сидел, потирая лоб левым экстензо ром, и выглядел слишком измученным, чтобы двигаться снова, даже по кафе.
Позднее, когда Стюарт вез коляску с фоком по тротуару обратно в «Модерн ТВ», тот сказал тихим, слабым голосом:
— Это большая ответственность — видеть то, что после…
— Да, — буркнул Стюарт, оберегая свою независимость, выполняя свой долг, не более того: он толкал коляску — и все. Если я тебя везу, думал он, это не значит, что я должен разговаривать с тобой.
— Первый раз, когда это случилось… — начал фок, но Стюарт резко оборвал его:
— Меня это не интересует. — И добавил: — Я хочу одного: скорее вернуться назад и увидеть, стартовала ли ракета. Может быть, она уже на орбите.
— Думаю, что так, — сказал фок.
Они стояли на перекрестке, ожидая, когда изменится сигнал светофора.
— Первый раз, когда это случилось, — сказал фок, — я очень испугался…
Он продолжал говорить, пока Стюарт перевозил коляску через улицу.
— Я сразу узнал, что это… то, что я видел. Дым и пожары… все полностью черное, грязное… Как шахта или место, куда сваливают шлак. Ужасно, — он задрожал, — но так ли ужасно по сравнению с нынешним положением? Для меня — нет.
— Меня устраивает, — коротко сказал Стюарт.
— Конечно, — сказал фок, — ты ведь не отклонение от биологической нормы.
Стюарт хмыкнул.
— Знаешь, какое мое первое воспоминание детства? — спросил фок тихо. — Меня принесли в церковь завернутым в одеяло. Положили на церковную скамью, как… — Его голос прервался. — Принесли и унесли в одеяле, завернутым, чтобы никто не заметил. Это придумала мать. Она не могла видеть, как отец несет меня на спине и все смотрят…
Стюарт опять хмыкнул.
— Это ужасный мир, — сказал фок. — Некогда и вы, негры, должны были страдать. Если бы ты жил на юге, ты бы и сейчас страдал. Ты об этом забыл, потому что тебе позволили забыть, но мне… мне не дают забыть. Кроме того, лично я не хочу забывать. В том, другом мире все будет иначе. Ты узнаешь это, ты тоже будешь там.
— Нет, — сказал Стюарт, — когда я умру, я — умру. У меня нет души.
— Ты тоже, — продолжал фок, — один раз я видел тебя там.
Испуганный, несмотря ни на что, Стюарт сказал:
— Пошел ты…
— Один раз, — настаивал фок, — я видел тебя, это был ты, сомнений нет. Хочешь знать, чем ты занимался?
— Нет.
— Ты ел дохлую сырую крысу.
Стюарт ничего не сказал, он только быстрее и быстрее толкал коляску по тротуару к магазину, так быстро, как мог.
Когда они вернулись назад в магазин, они увидели, что толпа все еще стояла перед телевизором. Ракета взлетела; она только что оставила Землю, и еще не было известно, вовремя ли отделились ступени.
Хоппи спустился вниз, а Стюарт остался наверху перед телевизором. Но слова фока так расстроили его, что он не мог сосредоточиться на экране. Он бесцельно бродил из угла в угол, затем, увидев наверху, в офисе, Фергюссона, поднялся туда.
Фергюссон сидел за столом, изучая кипу контрактов и счетов. Стюарт подошел к нему.
— Послушайте, этот чертов Хоппи…
Фергюссон оторвался от счетов.
— Да нет, ничего… — сказал Стюарт, чувствуя, что смелость покидает его.
— Я видел, как он работает, — сказал Фергюссон, — я спускался вниз и наблюдал за ним, когда он не подозревал о моем присутствии. Согласен, в нем есть что-то неприятное. Но он умеет работать. Я наблюдал за тем, что он делает, и это было сделано грамотно — вот и все, на что стоит обращать внимание.
Он строго посмотрел на Стюарта.
— Я же сказал: ничего… — буркнул Стюарт.
— Ракета взлетела?
— Только что.
— Из-за этого цирка мы не продали сегодня ни одного наименования, — сказал Фергюссон.
— Цирк! — Стюарт сел на стул напротив Фергюссона, так, чтобы время от времени поглядывать в зал. — Это же история!
— Это, парни, ваш способ делать историю: стоять вокруг и глазеть.
Фергюссон снова начал разбирать счета.
— Послушайте, — наклонился к нему Стюарт, — я расскажу вам, что натворил Хоппи. В кафе Фреда.
Фергюссон прервал работу и посмотрел на него.
— С ним случился припадок, — сказал Стюарт. — Он спятил.
— Только без вранья. — Фергюссон выглядел недовольным.
— Он спятил, потому что… он выпил пива. И он видит то, что случится после смерти. Он видел, как я ел дохлую крысу. Сырую. Так он сказал.
Фергюссон рассмеялся.
— В этом нет ничего смешного.
— Как раз есть. Он отплатил тебе за то, что ты его дразнил, а ты настолько глуп, что поверил.
— Он действительно видел это, — стоял на своем Стюарт.
— А меня он видел?
— Он не сказал. Он поступает так все время: они дают ему пива, он впадает в транс, и они задают ему вопросы. О том, на что это похоже. Я случайно был там, обедал. Я даже не видел, как он оставил магазин. Я не знал, что он будет там.
Мгновение Фергюссон сидел, хмурясь и размышляя, затем нажал кнопку внутренней связи, которая соединяла офис и ремонтную мастерскую.
— Хоппи, поднимись в офис. Я хочу поговорить с тобой.
— Я не хотел причинять ему неприятности, — сказал Стюарт.
— А я уверен, что хотел, — возразил Фергюссон, — но я должен убедиться; я имею право знать, что делают мои служащие, находясь в общественном месте, не совершают ли действий, которые могут дискредитировать фирму.
Они подождали и через некоторое время услышали приглушенный звук коляски, поднимающейся по ступенькам в офис.
Едва успев появиться, Хоппи сказал:
— Чем я занимаюсь в обеденное время — это мое дело, мистер Фергюссон. Я так считаю.
— И ты не прав, — сказал Фергюссон, — это и мое дело тоже. Ты видел меня после смерти, как Стюарта? Что я делал? Я хочу знать, и тебе лучше рассказать мне правду, или ты вылетишь отсюда сегодня же — в первый день работы.
Фок тихим твердым голосом ответил:
