В конце концов они сошлись на сорока.

Стюарт стреножил Эдварда Принца Уэльского, повесил замок так, чтобы никто не мог увести коня, и вскоре уже плыл к Сан-Франциско, взлетая вверх и вниз на борту ветеранской лодочки.

— Чем вы зарабатываете себе на жизнь? — спросил ветеран. — Вы ведь не сборщик налогов?

Он откровенно разглядывал Стюарта.

— Нет, — ответил Стюарт, — я просто продаю электронные ловушки.

— Слушай, приятель, — сказал ветеран, — у меня была ручная крыса, она тоже жила под пирсом, как и я. Она была такой умной, что могла играть на дудочке. Я не разыгрываю тебя, это чистая правда. Я сделал маленькую деревянную дудочку, и она играла на ней носом… звук был почти как у азиатской носовой флейты из Индии. Она жила у меня, но потом ее задавили. Я видел, как это произошло, но ничего не мог поделать. Она перебегала пирс, искала что-то… может быть, кусочек тряпки… у нее была постель, которую я для нее сделал, она то и дело простужается… то есть простужалась… из-за того, что у крыс-мутантов, а у этого вида в особенности, вылезает шерсть.

— Я таких видел, — сказал Стюарт, вспоминая, как хорошо безволосые коричневые крысы избегают даже электронных ловушек мистера Харди, — я действительно верю в то, о чем вы рассказываете, я хорошо знаю крыс. Но они не идут ни в какое сравнение с маленькими полосатыми серо-коричневыми кошками. Ведь вам пришлось сделать дудочку самому, крыса не могла ее смастерить?

— Ваша правда, — сказал ветеран, — но она была настоящей артисткой. Вам бы послушать, как она играла. Здесь каждый вечер после ловли рыбы собиралась толпа. Я пытался научить ее играть «Чакону» Баха.

— Однажды я поймал одну из этих полосатых кошек, — сказал Стюарт, — и держал ее у себя месяц, пока она не сбежала. Она умела делать маленькие заостренные вещички из жестяных консервных банок. Она сгибала жесть или делала что-то в этом роде; я никогда не видел ее за работой, но вещички были опасными.

Ветеран спросил, продолжая грести:

— Как сейчас обстоят дела на юге Сан-Франциско? Я-то не могу выйти на сушу. — Он показал на нижнюю часть своего тела. — В моей лодочке есть люк, когда мне требуется принять ванну. Найти бы где- нибудь дохлого фока и забрать его коляску. Она называется «фокомобиль».

— Я знал самого первого фока, — сказал Стюарт, — перед войной. Он был великолепен, мог починить все, что угодно.

Он закурил сигарету с суррогатом табака, ветеран жадно разглядывал ее.

— Вы, должно быть, знаете, — продолжал Стюарт, — что юг Сан-Франциско теперь — сплошная равнина; он был сильно разрушен, и сейчас там одни фермы. Никто не стал снова застраивать землю, да там и были в основном ряды маленьких домиков, так что не осталось даже подходящих фундаментов. На фермах выращивают кукурузу и фасоль. Я-то еду для того, чтобы посмотреть на большую ракету, которую только что нашел один из фермеров. Мне нужны реле, лампы и другая электроника для ловушек мистера Харди. — Он помедлил. — Вам бы надо завести такую ловушку.

— Зачем? Я питаюсь рыбой, и с чего бы мне ненавидеть крыс? Мне они нравятся.

— Мне они тоже нравятся, — сказал Стюарт, — но вам следует быть предусмотрительным, вы должны заглядывать в будущее. Если мы не проявим бдительность, Америку могут когда-нибудь захватить крысы. Наш долг перед страной — ловить и убивать крыс, особенно самых умных, которые станут естественными лидерами.

Ветеран глянул на него:

— Слышу речи продавца.

— Я говорю искренне.

— Вот за это я и не люблю продавцов, они верят своим собственным россказням. Вы отлично знаете, на что будут способны самые умные из крыс даже через миллион лет эволюции. В лучшем случае они смогут быть нашими слугами, слугами человеческих существ. Может быть, они будут носить письма и делать несложную работу. Но стать опасными… — Он покачал головой. — Сколько стоит одна ваша ловушка?

— Десять долларов серебром. Бумажные деньги не берем. Мистер Харди — человек пожилой, а вы же знаете стариков, — рассмеялся Стюарт, — они не считают бумажки за деньги.

— Давайте я расскажу вам об одной крысе, которую я как-то видел, — начал ветеран, — она совершила героический поступок…

Стюарт прервал его:

— На этот счет у меня есть собственное мнение. Не стоит спорить.

Они замолчали. Стюарт наслаждался видом залива, а ветеран греб. Был погожий день, и по мере приближения к Сан-Франциско Стюарт все больше думал об электронных деталях, которые он доставит мистеру Харди, и о фабрике на авеню Сан-Пабло, возле развалин того, что когда-то было западным крылом Калифорнийского университета.

— Что у вас за сигарета? — спросил наконец ветеран.

— Эта? — Стюарт осмотрел окурок, который он уже приготовился было погасить, спрятать в металлическую коробку и положить в карман. Коробка была полна окурков, которые Том Франди, местный табачник из Южного Беркли, распотрошит и сделает новые сигареты.

— Эта сигарета, — сказал он, — привозная, из округа Марин. Особенный первосортный «Золотой ярлык», сделанный… — Он помедлил, желая произвести эффект. — Может быть, мне не стоит говорить вам…

— Эндрю Джиллом, — сказал ветеран. — Если вы, скажем, продадите мне целую сигарету, я дам вам десять центов.

— Они стоят пятнадцать центов штука, — сказал Стюарт. — Их везут вокруг Блэк-Пойнта и Сиа- Пойнта, а потом по долине Лукас откуда-то из-за Никозии.

— Как-то раз мне довелось попробовать одну из сигарет Эндрю Джилла, — сказал ветеран, — она выпала из кармана у пассажира парома. Я выловил ее из воды и высушил.

Неожиданно для себя Стюарт протянул ему окурок.

— Господи, — сказал ветеран, не глядя на него. Он стал грести быстрее, губы его шевелились, на глазах показались слезы.

— У меня есть еще, — сказал Стюарт.

Ветеран повернулся к нему:

— Я скажу вам, мистер, что еще у вас есть. У вас есть настоящая человечность, а она так редко встречается в наши дни. Очень редко.

Стюарт кивнул. Он чувствовал, что в отношении последнего ветеран прав.