Одним из замечательных начинаний Дефо-публициста было в эти годы издание политико- экономического журнала «Обозрение», выходившего трижды в неделю на протяжении девяти лет, с 1704 по 1713 г», и составлявшегося единолично самим «мистером Ревью», как именовал себя Дефо[150], В этом журнале, как и в примыкавших к нему памфлетах, Дефо вступал в полемические схватки, в частности, с самим Свифтом, и вписал важную главу в историю английской журналистики.
Смерть королевы Анны и падение тори означали новый крутой поворот в судьбе Дефо. Негласные «хозяева» Дефо, торийские министры, принуждены были либо бежать из Англии, либо (как Роберт Харли) были заключены в Тауэр по обвинению в государственной измене. Дефо, как пишет его биограф Сузерленд, «оказался почти в таком же одиночестве, как его собственный Робинзон Крузо»[151]. Здоровье его пошатнулось. В автобиографическом памфлете «Воззвание к Чести и Справедливости» (1715), — где он предпринял попытку объяснить свою политическую эволюцию, он писал, что находится «на самом краю великого Океана Вечности». В примечании издателя сообщалось, что автор только что перенес тяжелый апоплексический удар.
А между тем впереди был новый, поистине беспрецедентный взлет творчества Дефо — те «изумительные годы», как называют их его биографы, когда он с поразительной быстротой пишет и издает одну за другой книги, на которых основывается его всемирная известность. Эти изумительные годы открываются изданием в 1719 г. (когда автору было уже без малого шестьдесят лет) «Удивительных приключений Робинзона Крузо», сенсационный успех которых заставил Дефо поспешно опубликовать в 1719—1720 гг. их продолжение и заключение. Вслед за этим, пробуя себя в различных повествовательных жанрах, он создает «Записки кавалера» (1720) и «Дневник чумного года» (1722) — отдаленные прообразы исторического романа; авантюрный «морской» роман «Жизнь, приключения и пиратства знаменитого капитана Синглтона» (1720); «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс» (1722); «Историю и замечательную жизнь достопочтенного полковника Жака, в просторечии именуемого Джеком-полковником» (1722) — и, наконец, последнюю книгу, выходом которой завершаются эти действительно изумительные годы, — «Роксану» (1724).
На этом цикл больших повествовательных произведений Дефо был закончен. Каковы бы ни были труднообъяснимые психологические причины такого решения, писатель, сохраняя свою редкостную неутомимость, посвящает оставшиеся ему годы жизни другим жанрам. Как истый просветитель, он много занимается вопросами воспитания и образования; издает трехтомное «Путешествие через весь остров Великобританию» (1724—1727), поныне сохраняющее ценность для историков; разрабатывает проект, как «сделать Лондон самым процветающим городом вселенной» (Augusta Triumphans, 1728); составляет руководство для молодых коммерсантов — «Совершенный английский негоциант» (1726—1727). А одновременно, разделяя интерес своей публики к сенсационному, таинственному и «страшному», предлагает ей «Политическую историю дьявола, как древнюю, так и современную» (1726), — «Систему магии, или историю чернокнижного искусства» (1727) и «Исследование истории и подлинности привидений» (1727), а также многое другое.
В этом «двустишии», как писал Дефо в «Обозрении», он «подытожил превратности своей жизни». Но итог был неполон: на склоне лет его ждали новые испытания. Казалось, неустанные литературные труды обеспечили ему не только популярность, но и покой и достаток. Из шумного Лондона он перебрался с женой и дочерьми в загородный особняк с большим садом и превосходной библиотекой (о составе которой можно судить по объявлению о ее распродаже, напечатанном после смерти Дефо). Но — точно так же, как это бывало в жизни его героев и героинь, — прошлое неожиданно и фатально напомнило о себе: наследница давно умерших заимодавцев, с которыми, как считал Дефо, он поладил еще в 1704 г., когда расплачивался с кредиторами после своего второго банкротства, внезапно возбудила против него иск. Чтобы спастись от конфискации, имущества, Дефо, по-видимому, перевел свое состояние на имя старшего сына, а сам бежал, чтобы скрыться от ареста. Последнее из сохранившихся писем, написанное за несколько месяцев до смерти автора, дает представление о смятении и тревоге, которые омрачили закат его бурной жизни. Дефо пишет своему зятю Генри Бейкеру, глухо обозначая свое местонахождение: «около двух миль от Гринвича, в Кенте»[152]. Он пребывает «in tenebris» (во мраке), «под гнетом невыносимой скорби»[153].
Дефо просит передать своей любимой дочери Софии (жене Бейкера], что дух его «был сломлен не тем ударом, который нанес ему злобный, клятвопреступный и презренный враг» (очевидно, подразумевается Мери Брук, наследница его кредиторов). «Она хорошо знает, что мне случалось переносить и худшие несчастья. Нет, несправедливость, недоброта и, я должен сказать, бесчеловечные поступки моего собственного сына — вот что разорило мою семью и, одним словом, разбило мое сердце…; ничто другое не сразило бы и не могло бы сразить меня. Et tu, Brute! [И ты, Брут!
Это письмо, подписанное: «Ваш несчастный Д. Ф.», датировано 12 августа 1730 г., когда Дефо было около семидесяти лет. 26 апреля 1731 г. он скончался. Малограмотный писец на кладбище в Банхилл-филдс занес в свою конторскую книгу запись о погребении некоего «мистера Денбоу»: жизнь разыграла свою последнюю горькую шутку над великим мистификатором Даниэлем Дефо.
«Роксана» во многом следует той жанровой схеме, которая была разработана Дефо в его предшествующих романах. Необходимо, впрочем, оговориться — сам Дефо никогда не пользовался применительно к своей беллетристике этим определением. Ни теория, ни поэтика романа еще не были в ту пору разработаны в Англии; только позднее, начиная с Ричардсона и Фильдинга, этому жанру предстояло занять почетное место в английской литературе. Автору «Робинзона Крузо», «Молль Флендерс» и «Роксаны» казалось необходимым прежде всего сохранить у читателя иллюзию полной достоверности, «всамделишности» всех этих «историй», «дневников» и «записок». Он печатал их как подлинные документы, не ставя на титульном листе своей фамилии. И хотя предисловие к «Роксане» по-видимому отчасти нарушает этот принцип, автор и здесь старается держаться в тени и умалить свою роль, настаивая главным образом на подлинности записок героини; для большего правдоподобия он даже ссылается на то, что был «самолично знаком с первым мужем этой дамы — пивоваром ***, а также с его отцом»!
Сочинитель этих «доподлинных историй» авантюристов обоего пола — пирата Синглтона, карманника Джека-полковника, проститутки и воровки Молль Флендерс, куртизанки Роксаны — во многом опирался на опыт плутовского романа, зародившегося еще в XVI в. в Испании, а затем широко распространившегося и в других странах Европы. Так называемая «пикареска» (от испанского picaro — «плут») давала возможность представить разнообразные и пестрые картины общества, где феодальные связи уже распадались и «интерес чистогана» выступал как основное начало, определяющее взаимоотношения людей; причудливые судьбы «героя», столь же неразборчивого в средствах, как и все, кто его окружает, придавали острый драматизм сюжету.
У Дефо (как и у его французского современника Лесажа, создателя «Жиль Бласа») заметно, однако, стремление углубить и переосмыслить жанровую схему пикарески в соответствии с занимающими их социально-этическими и воспитательными проблемами. В «Робинзоне Крузо» для Дефо важнейшей задачей становится определение потенциала «человеческой природы», поставленной в исключительные по своей трудности условия. Своеобразными «робинзонадами» — экспериментами над нравственным складом, характером и поведением людей, проводимыми уже не на необитаемом острове, но в дебрях и пустынях, именуемых цивилизованным миром, являются и позднейшие книги Дефо[154].
В этой сфере Дефо мог опираться и на отечественную традицию, глубоко укоренившуюся в английской буржуазно-демократической пуританской литературе XVII в., — на так называемую «духовную автобиографию» — разного рода дневники, жизнеописания, исповеди, авторы которых, — как, например, Джон Бэньян в «Изобильной благодати» (1666) — подвергали пристальному самоанализу свое духовное «я»,
