его нервно подкосились, ослабли мышцы.

В этот момент Жюли быстро провела правой рукой по груди Биби, выхватила из–за пазухи пистолет и всадила пулю в грудь своего убийцы.

Девятимиллиметровая пуля разорвала печень и вышла через ягодицу. Гангстер с воплем завалился назад, в кустарник. Жюли прыгнула следом за ним и оказалась на четвереньках. Биби продолжал орать во все горло. Девушка перескочила через него и, спотыкаясь, помчалась к машине. Она с радостью увидела, что ребенок по–прежнему крепко спит, схватила его на руки и понесла.

Тем временем братьям удалось наконец справиться с оцепенением. Они, словно быки, прорвались через чащу, бросились к машине и увидели лежащего на земле Биби и исчезающую в зарослях Жюли.

– Она убила его! – крикнул Коко.

– Оставайся с ним.

Ненэсс помчался вдогонку за Жюли, уже скрывавшейся из поля его зрения. Ветви царапали ему лицо. Он слышал впереди ее шаги, не далее чем в тридцати метрах от себя. Ненэсс достал на бегу пистолет. Он сделал это машинально, хотя знал, что необходимо поймать обоих, девушку и ребенка.

В этот момент он увидел их. Жюли бежала, держа ребенка на руках. Она пошатывалась и натыкалась на деревья. В следующее мгновение Ненэсс потерял ее из виду и прибавил скорость. Жюли остановилась, и он снова увидел ее силуэт. Она не могла уйти от него. Ненэсс усмехнулся, но в тот же миг почувствовал, как в тело вонзилась пуля. Он услышал пистолетный выстрел, упал на четвереньки и выронил свой пистолет.

«Как глупо!» – подумал он.

Ненэсс был в состоянии шока. Он ощупал себя и обнаружил рану в боку. Вскоре раздался голос Коко:

– Ты здесь? Что ты завалился? Я уже десять минут зову тебя, почему ты не отвечаешь? Где девка?

– Помоги мне встать, – сказал Ненэсс – Эта идиотка всадила мне пулю в бок.

Жюли была далеко. Она задыхалась и больше уже не могла бежать. Лес кончился, и она оказалась почти на голом месте. Ее ноги увязали в песке. Со всех сторон песчаную низину обступали скалы, на которых возвышались одинокие сосны. Ущелья между скалами заросли папоротником. Ничто не говорило о присутствии человека.

Девушка падала от усталости. Ей хотелось лечь на песок и уснуть. Петер по–прежнему спал у нее на руках. У Жюли болели плечи, руки и ноги. В туфли набились песок и вереск, она с трудом передвигалась. Ее дымчатые колготки были разорваны в клочья. Было три часа дня. На небе светило яркое солнце, но с запада надвигались облака. Жюли ориентировалась по солнцу.

В руке она по–прежнему держала пистолет, хотя до сих пор не могла поверить в то, что убила двух человек. Эта мысль забавляла ее. Выбившись из сил, девушка остановилась в тени ельника, за спиной была скала. Отсюда она могла хорошо видеть, что происходило впереди. Она перевела дыхание. Петер лежал на спине на песке и дышал ртом. Жюли потрясла его за плечо, но безрезультатно. Она приподняла его веки и поняла, что он без сознания. Ей ничего не оставалось, как ждать. Она подняла с земли ветку и начертила на песке большое сердце, внутри которого написала: «Здесь жила Жюли – бешеная собака».

Девушку мучила жажда. Она взяла Петера на руки и снова отправилась в путь, забыв в песке пистолет. Жюли вошла в березняк. Пройдя через него, она оказалась на вершине довольно крутого склона, у подножия которого простиралась долина. Вдали виднелись серые дома небольшого селения, в центре которого проходила дорога. Жюли начала спускаться. Прежде чем выйти на дорогу, она остановилась за скалой и, понимая, что не может в таком виде появиться в деревне, сняла с себя рваные колготки и попыталась освободить волосы от прутьев и листьев. Тем временем небо затянуло тучами. Войдя в деревню, Жюли услышала через открытые окна домов репортаж о футбольном матче. Девушка вышла по тропе на главную улицу деревни, которая одновременно служила и дорогой.

Жюли опасалась, что жители деревни засыплют ее вопросами, но двое–трое прохожих, которых она встретила, не обратили на нее никакого внимания. Что касается молодых людей, толпившихся у буфетной стойки, они смотрели только на ноги девушки. Один из них присвистнул. Жюли уверенным шагом прошла мимо них.

Она остановилась перед витриной галантерейно–табачно–газетной лавки. К фанерному щиту была приколота «Франс суар» с фотографией Жюли на первой странице. Плохая фотография, снятая несколько лет назад. «Няня маленького. Петера проходила курс лечения в психиатрической лечебнице, – прочитала она. – Она исчезла вместе с ребенком».

Жюли не вошла в лавку, чтобы купить газету, а быстро пошла прочь. На другой стороне дороги, на краю поселка, в пятидесяти метрах от Жюли висела трехцветная вывеска национальной жандармерии. Начал накрапывать дождь. Жюли могла войти в здание, укрыться от дождя, попросить защиты у сильных мужчин в мундирах, но она пошла в обратную сторону по узкому тротуару. На дороге появилась машина. Дождь усилился. Жюли подняла руку, чтобы остановить машину, и в этот момент обнаружила, что потеряла пистолет. Голубой «пежо» остановился, окатив ее брызгами. Дверца открылась. За рулем сидел краснолицый водитель лет сорока.

– Садитесь. Вам в Питивье?

– Да, да, – сказала Жюли, – мне в Питивье.

Томпсон, несмотря на спазмы в желудке, шел бодрым шагом, наполняя легкие воздухом. Он прошел таким образом шесть километров, отделявших его от Немура, и сразу отправился в гараж, где оставил свой серый «ровер». Он припарковал машину на городской площади, достал из багажника маленький чемодан и снял на один час комнату в отеле.

В шестнадцать часов, побрившись, переодевшись в белую сорочку и спортивный костюм цвета опавших листьев, он вошел в бар «Королевский герб». Томпсон чувствовал себя совсем больным. Он был очень бледен, на лбу выступили капли холодного пота. Посмотрел на часы. Жертвы уже должны быть повешены. Представил себе сцену: девушка и мальчишка, не приходя в сознание, испустили дух на веревке. Из их ртов вывалились огромные черные отвратительные языки. Боль в желудке стала постепенно затихать. К Томпсону подошел бармен. Томпсон заказал «Кампари» и разбавил его газированной водой. После первого глотка его сильно затошнило и пришлось мчаться в туалет, где его вырвало. Он вернулся в бар. Официант с беспокойством спросил:

– Вам нездоровится, месье?

Томпсон отрицательно покачал головой, сжав зубы. Официант отошел от него, но время от времени бросал на клиента встревоженные взгляды. Томпсон сидел неподвижно и больше не прикасался к стакану.

В бар вошел Коко. «Сейчас я почувствую себя лучше, – подумал Томпсон. – Он расскажет мне, как они умерли, и у меня прекратятся боли. Тогда я смогу поесть». Он посмотрел на белобрысого гангстера и сразу понял: что–то стряслось.

– Идемте, – сказал Коко, – быстро.