ветвях ночные птицы. Неожиданно издалека донеслись приглушенные голоса. Подгоняемый неясным предчувствием, Белов убыстрил шаг. Вскоре он увидел синюю «восьмерку» с потушенными фарами. Возле нее толпилось несколько фигур. Судя по всему, ситуация среди присутствующих оставляла желать лучшего. Александр подошел поближе.

– Мальчики, не надо! – всхлипывал девчоночий голос.

– Последний раз повторяю, бери в рот, – отвечал нахальный визгливый фальцет, принадлежащий особи мужского пола.

– Я не хочу!

– Куда ты денешься, сучка?! Шампанское пила с нами в баре? Пила! Покататься согласилась? Согласилась!.. Соси в темпе, твою мать... Бесплатных пирожных не бывает!

– Я не думала... не знала! – плакала девчонка.

– Гы-гы-гы!

В груди Белова всколыхнулось негодование.

«Паршивые выродки, – с отвраще-нием подумал он. – Сексуально озабоченные скоты!!!» Александр вовсе не от-личался целомудрием и уже не помнил, со сколькими женщинами успел переспать, – их общее количество давным-давно перевалило за сотню, – однако он никогда никого не насиловал. Белов признавал секс исключительно на добровольной основе. Если симпатичная женщина тебя хочет – милости просим в койку, не хочет – скатертью дорога! Другую найдем!

Между тем атмосфера около машины накалилась. Обладатель визгливого фальцета извлек из кармана нож, тускло блеснувший в лунном свете.

– Уши отрежу! – проверещал подонок. – Мое терпение иссякло!!!

– Мое тоже, – приблизившись к нему вплотную, спокойно сказал Александр. – Убери перышко, детка, порежешься!

Трое бритоголовых парней удивленно воззрились на него.

– Убери перышко! – повторил Белов. – Или у тебя со слухом проблемы?

– Ты кто такой?! Чего лезешь?! Оборзел?! – пробасил старший из компании насильников, лет двадцати трех, с толстой свиноподобной рожей и цепочкой из дешевого турецкого золота на запястье.

– Ага, оборзел, – согласился Александр и жестоким боковым ударом свернул свиноподобному челюсть.

Державший нож имел глупость замахнуться. Белов молниеносно провел заученный до автоматизма еще в военном училище прием. Раздался дикий звериный вопль. Третий пытался убежать, да не тут-то было! Белов редко поддавался чувству гнева, но если поддавался, то становился опаснее разъяренного тигра...

Драпать собрался?! Не выйдет!.. Подсечка... Болевой захват (за руку и за волосы одновременно)... Пару раз мордой об капот. Готов, пидор!.. Слышь, ты, хозяин ножичка, перестань верещать!.. Ах, тебе больно!.. Ладно, я добрый... Получи порцию наркоза... Удар ребром ладони в основание черепа. Затих, отключился... Вот так-то лучше, сопляки! Впредь не обижайте беззащитных девочек и не хамите незнакомым дядям!

Спасенная девочка смотрела на Александра с собачьей преданностью. «Придется довести до дома, – с неудовольствием подумал Белов. – Да в придачу выслушивать поток благодарностей! Может, пригласить к себе на запасную хату?[15] Неохота, к тому же она не в моем вкусе...»

– Пойдем, – вслух сказал он. – Провожу на всякий случай...

С трудом отделавшись от беспрерывно тараторящей и чуть ли не признающейся в любви девицы, Александр возобновил прогулку.

– Развелось недоумков на белом свете, – ворчал он. – Не дадут спокойно подышать воздухом, расслабиться перед сном. Эх, жизнь-жестянка!..

С минуту поразмыслив, Белов направился в сторону кладбища, рассудив, что мертвецы вряд ли попытаются кого-либо изнасиловать или затеять драку.

На кладбище действительно царила тишина. Александр вздохнул с облегчением. Православный, отнюдь не суеверный человек, он, разумеется, ни капли не верил смакуемым скандальными газетенками «сенсационным» материалам насчет воскресших покойников, вылезающих из могил вурдалаков и прочей дребедени.

вполголоса напел Александр куплет из известной песни Высоцкого.

Однако сегодня Белову определенно не везло. По стечению обстоятельств он вышел прямиком к могиле самоубийцы из их бригады, имевшего глупость обратиться за «исцелением» к колдуну и жестоко поплатившемуся за это.

– Покой нам только снится, – мрачно пробормотал Александр, опустился на лавочку внутри ограды и прикурил сигарету. – Привет, Хрящ, – обратился он к фотографии на памятнике. Та, естественно, не ответила, зато навалились неприятные воспоминания. Вот они с Витькой вынимают Хряща из петли. Как и все повешенные, покойник выглядит ужасно – налитое кровью посинелое лицо, вываленный изо рта прокушенный язык, выпученные глаза. Громко рыдает жена самоубийцы.

«Гореть тебе в аду, бедолага[16], – с горечью думает Белов. – Доигрался с «нетрадиционными методами лечения». Менты, зафиксировавшие факт самоубийства, давно смотались. Попытки вызвать труповозку завершились неудачей. Тогда Белов с Соколовым выносят на руках мертвое тело из дома и усаживают на заднее си-денье Витькиной «девятки». В морге их встречает вдупелину пьяный сторож.

– З-заноси, – равнодушно кивает он.