Укрывшись средь мокрых ветвей,выпрашиваю у ветралоскутья планиды своей.Потоки слов в пространстве гулком,Мерцающий закатный свет.Идут на взлёт по переулкамОбрывки утренних газет.Они летят усталой теньюВ бескрайний космос забытья,И среди них летит к забвенью,Быть может, и моя статья.И город, тающий во мраке,Сквозь чёлку августовских кронГлазами брошенной собакиГлядит на звёздный небосклон.Над Невою — мачты кораблейи закат — пленителен и розов…Пляшет грифель липовых аллейпо страницам питерских морозов.В полчаса сгустилась темнота,и Луна нахохлилась по-птичьи.Петербург, ты апокалиптичен,город-призрак, город-маета!Околдует ветер, как Петра,и не сразу скажет о расплате —прежде строчки выдавит в тетрадиостриём гусиного пера.Станет прочь отталкивать друзейда швырять в окошко птичьи крики.Лишь тетради (будущие книги)да клетушка (будущий музей)…Не смотри, приятель, на Луну —не поймёшь, орёл там или решка.Ночь темна. Верней, черна — как речка,и у этой ночи ты в плену.Спивались, вешались богемы,Элиты чахли род от рода,Но прошибали время геныНеистребимого народа.Подъемля Родину из прахаК вершинам веры, духа, воли,Плечом к плечу вставали пахарь,Кузнец, рыбак, охотник, воин.По тёмным чащам, по трясинеШагая долгими веками,Они баюкали РоссиюСвоими грубыми руками.Под волчий вой, под шорох веток,Вдали от Терема и спесиОни прислушивались к ветруИ у костра слагали песни…Темны дороги, а песни долги,Неясны знаки, опасны речи.На Сером Волке, могучем ВолкеКуда ты мчишься, Иван-Царевич?Наветы, сплетни да кривотолкиСтрашней Кощея да Чуды-Юды.Иван-Царевич на Сером Волке,Не жди пощады, не жажди чуда.
