(Запрокинется в небо чужое лицо —и каштаны посыплются под колесо.)Променад по больничному дворику — глянь,как несуетна жизнь год за годом.Я в неё проникаю до самых до гланд,я вхожу в этот пряничный город.(А потом — только пряди намокших волос.Я взорву этот город, знакомый до слёз.)Но прошу тебя, ты обозначь, проследитраекторию главного чудаперед тем, как забьюсь-упаду посредиоживлённо молчащего люда.(И каштаны посыплются на тротуар,как последний,сладчайший,немыслимый дар.)…Зима как расплата, зима как ответпо прочным понятиям спящих кварталов.Да только и слов-то за пазухой нет —так странно, а раньше как будто хватало.А раньше хватало и слов через край,и силы, и славы — по самые звёзды.Пробьётся нечаянная искра —и карточный домик взлетает на воздух.И — голое поле, где выдох и вдохнарезаны ветром на равные доли.Звериная тяга, внимательный ток —так что же случилось, скажи, ради боли?…Не надо, не стоит, не трожь, не замай —декабрь успокоит, январь утрамбует.Зима как осечка. Зима как зима,да только вот снега не будет. Не будет.
Рождественская колыбельная
Закрываются глаза окраин.Ангел держит свечку в вышине.И шуршит-порхает на экранеяркий телевизионный снег.В вышине — то вспыхнет, то померкнет —самолёт ползёт сквозь облака,сквозь грозу и радиопомехи,словно сквозь опущенные веки,словно сквозь дремучие века.Спят антенны, провода и мачты.Гоблины. Пейзане. Короли.Все мертво на сотни тысяч ли.Что же ты не спишь, мой бледный мальчик,там, под слоем тлеющей земли?Никуда не выйти нам из дома.Посмотри на ржавый потолок —вот звезда Тюрьмы, звезда Содома,а над ней — звезда Чертополох.Усажу тебя, как куклу, в угол,сказочкой нелепой рассмешу,только б ты не слышал через вьюгуэтот белый, белый-белый шум.Расскажу про тридцать три печали,муравьиный яд и ведьмин плач.Как стонали, поводя плечами,страшными далёкими ночамилинии электропередач.А по корневищам и траншеям,сторонясь нечаянной молвы,по костям, по вывернутым шеямшли скупые мёртвые волхвы.Мучились от голода и жажды,табачок ссыпали на ладонь,
