как свет в конце, как вдох издалека.И тени убегают с потолкавоскресной спальни.И время застывает на стене,пока я таю в медленном окне,пока ловлю в небесной глубиненапев пасхальный.И нет уже ни страха, ни вины.И только — мир с обратной стороны,где проросли ромашковые снысквозь одеяло.И я звучу — на радиоволне,на парапетах в птичьей толкотне.И все антенны тянутся ко мнеи ждут сигнала.Ре минорэта музыка,как стеклянный рождественский шар,но внутри — настоящий декабрь,всё настоящее — небо и город под нимподнимают шлагбаум. из ворот выезжает повозка.неуклюжая лошадь бредёт по булыжной дороге.отозвавшись на скрип колеса,с ветки вспорхнула ворона — падают белые ноты…так негашёная известь летит в могилу…и разбивается вдребезги пойманный свет.Иди за мной черёмуховым снегом,иди за мной сиреневым дождём,пока ты не придуман человекоми не рождён.Иди и просыпайся лепестками —и времени, и месту вопреки —на плачущую девушку, на камень,на черепки.Иди и не придумывай — могли мыотдать себя унылому божку?В каком аду нас вылепят из глиныи обожгут?ПесенкаТам, где позднее окнов ранний сад отворено,где на лавочке зелёнойвянет красное вино,где сверчковая гульба,светлячковая гурьба,ходит-бродит взрослый мальчикс детской песней на губах.Тают сладкие слова.Зреют горькие слова.Скоро-скоро в синем небевспыхнет жёлтая листва.Мышь затихнет, жук заснёт,в нору спрячется енот,и заплачет старый мальчик,испугавшись новых нот.Полно слёзы лить, старик.Улыбнись скорей, старик!Ты забудешь летний щебет,ледяной вороний крик.Не красива, не страшна –всех укроет тишинатам, где жизнь не различима –где не названа она.Да забудь ты про всех, и примерь пятистопный анапест —хоть затаскан уже, хоть слегка, так сказать, длинноват.Без оглядки шагай, — зацелован и пьян, разухабист, —и дерзи, балагурь, улюлюкай, рифмуй наугад.Признавайся в любви той затейнице, девочке Тае,чья подробность одежды болтается в пятой строке.
