– Господи, как ты меня напугал, – сказала она, прижимая что-то к животу.
– Извини. – Хантер включил настольную лампу. – Я не хотел... – Он замолчал, разглядев, что у нее в руке. – Какого черта? Зачем тебе фартук среди ночи?
– Я так взвинчена, что не могу заснуть, – ощетинилась она. – Я решила что-нибудь поделать.
Он нахмурился.
– Значит, ты решила кухарничать?
– Каждый снимает стресс по-своему: кто-то пьет, кто-то ест, а я пеку. – Она прошмыгнула на кухню.
Теперь понятно, почему она напекла столько печенья, что им можно накормить целый город. Обнаружив, что беременна, она до безумия испугалась, что Кальбертсон узнает о ребенке и отберет его. Все эти месяцы она находилась в сильнейшем стрессе.
– Наше дежурство начнется через восемнадцать часов. – Он зевнул. – Ты не думаешь, что было бы неплохо отдохнуть перед работой?
Она помотала головой и достала банку с мукой и мерную чашку.
– Обо мне не беспокойся, это тебе как пилоту нужно отдыхать. Иди в комнату и ложись.
– Это легче сказать, чем сделать, – пробурчал Хантер.
– Обещаю, что не буду шуметь, – сказала Калли и начала отмеривать муку.
– Не в этом дело. – Он выдвинул стул и сел к столу. – Я слишком высокий.
– Прости? – Она смутилась. В ночной рубашке и фартуке Калли была так прелестна, что он с трудом вспомнил, о чем говорил.
– У тебя кушетка длиной полтора метра, а во мне сто восемьдесят шесть сантиметров. Займись арифметикой.
Она вытаращила глаза.
– О господи. Извини, я не подумала. Нет проблем! Ты можешь спать на моей кровати, а я – на кушетке.
Он не собирался спать на удобной кровати в то время, как она будет корчиться на этом инструменте пыток, в ее-то положении.
– Но почему? – Она вытерла со стола просыпанную муку. – Я меньше тебя, мне будет легче найти удобное положение.
– Ты – беременная.
– А ты – длинный. – Она ухмыльнулась. – Но я стараюсь не выставлять это доводом против тебя.
Улыбка была такая милая, что Хантер почувствовал учащенное сердцебиение. Он бы не возражал, чтобы она выставила некоторые свои выпуклости – они у нее мягкие, теплые, восхитительно женственные. Он проглотил ком в горле. Если он и дальше будет думать в таком направлении, то сойдет с ума.
– Я могу спать в кресле...
– И проснешься с затекшей шеей. – Калли уронила яйцо на столешницу. – Проклятье. – Схватив бумажное полотенце, она вытерла кляксу. – Раз уж я собираюсь с тобой летать, мне надо, чтобы ты хорошенько выспался.
– Я вполне могу устроиться в кресле, – повторил он и пошел к двери, но нежная рука на спине заставила его замереть, а по всему телу пробежал электрический ток.
– По-моему, мы упустили главное, – сказала Калли. – Я не смогу заснуть еще несколько часов. Все это время кровать будет стоять пустая. Зачем тебе мучиться в кресле? А если я захочу спать, то лягу рядом так осторожно, что тебя не разбужу.
В этом был смысл. Глупо пытаться спать в кресле, когда можно растянуться на кровати. Но одна мысль о том, что под утро Калли ляжет рядом с ним, сводила с ума.
– Полагаю, ты права, – кивнул Хантер. – Мы взрослые люди и сможем с этим управиться.
– Вот именно. – Она махнула рукой в сторону спальни, схватила ложку и быстро постучала по банке с разрыхлителем теста. – Ты меня отвлекаешь. Ложись спать, а я наконец займусь печеньем.
Через два часа после того, как Хантер отправился спать, Калли выключила на кухне свет и тихо пошла в спальню. Сделав полсотни печений, она несколько успокоилась, но нервы будут напряжены до тех пор, пока она не убедится, что Крег окончательно убрался из ее жизни.
Она откинула покрывало и мигом забыла обо всех проблемах с Крегом. Тусклый лунный свет, проникавший сквозь прозрачные занавески, освещал широкую спину Хантера; он лежал на животе, укрытый одеялом по пояс.
Сердце сбилось с ритма; Калли с трудом проглотила ком в горле. Восхитительный мужской торс напомнил ей момент в кухне, когда она впервые увидела его голую грудь. Красивые, четко очерченные грудные мышцы под легкой порослью темных волос тогда так ее очаровали, что она потеряла координацию движений и чувствовала себя, как слон в посудной лавке.
Боже, и она рассчитывает заснуть рядом с этой обнаженной мужской плотью? И почему это вдруг ее двуспальная кровать сжалась до размера детской кроватки?
Надо было покупать большой дом с двумя спальнями, а не этот очаровательный коттеджик!
– Ты так и будешь стоять всю ночь или все-таки ляжешь?
При звуке его голоса она подпрыгнула и загорелась от смущения. Слава богу, в комнате настолько темно, что он не увидит виноватое выражение ее лица.
– Я... не хотела... тебя тревожить.
Хантер перекатился на спину.
– Я не спал.
– Что-то не так? – На кухне он так зевал, что она была уверена: он заснет раньше, чем закроет глаза. – Матрас слишком мягкий?
– Нет, очень удобный.
Калли нахмурилась и осторожно присела на кровать.
– Тогда в чем дело?
– Я думал...
– Не уверена, что я хочу слышать, о чем ты думал, – настороженно прервала она. – Когда ты в последний раз поделился со мной своими мыслями, это привело к неразберихе.
– Ты сама снимешь халат или тебе помочь?
Она поперхнулась. Ей было бы трудно лечь рядом с ним, когда он спал, но с неспящим?! Одна мысль об этом вызывала дрожь во всем теле.
– Так об этом ты все время думал?
– Нет. – Хантер хохотнул, и у нее по спине пробежала дрожь. – Но тебе действительно пора лечь в постель.
Калли понимала, что он прав, но вряд ли она сможет расслабиться, когда он будет так близко.
– Так о чем все-таки ты думал?
Хантер помотал головой.
– Скажу после того, как ты ляжешь.
Она раздраженно сказала:
– Я думаю, что мне лучше лечь спать на кушетке.
– Почему? Боишься спать со мной в одной кровати? – В темноте было не разглядеть выражение лица, но в голосе слышался смех и добродушный вызов.
– Глупости, – солгала Калли. – Я просто подумала, что раз между нами существует явная симпатия, то лучше спать врозь.
– Мы оба взрослые люди, – мягко сказал Хантер. – Обещаю, что не буду распускать руки.
Калли встала, чтобы снять халат. Неизвестно почему, но она ему доверяла.
Она скользнула в кровать, он лег на бок и оперся локтем о подушку. От его близости все тело охватила привычная дрожь.
– Я думаю, нам надо пожениться.
Голос был низкий, интимный, и Калли не сразу поняла, что он сказал. А когда поняла, сердце забарабанило по ребрам.
– Это несерьезно.