— Думаете, сумеете прийти первой?

— Нет, куда мне… Мне бы второй или третьей.

— А что это вам даст?

— У меня водянка неизвестного происхождения. Если Мессия уберет из моего тела хотя бы половину жидкости, я смогу нормально ходить и спать лежа. Сейчас я только сидеть и стоять могу, хожу совсем плохо. А если ложусь, начинает отказывать сердце. Я решила умереть, но дойти до тридцать третьего яруса.

— Умирать не надо, — сказал Ланселот и осторожно погладил раздутую руку женщины.

— Как вас зовут?

— Номер тридцать два.

— Это я вижу на вашей бирке. Но имя—то у вас есть?

— Конечно. Меня зовут Инга.

— Вы северянка?

— Немка.

— А я норвежец и зовут меня Ларс Кристенсен, или просто Ланс.

— Очень приятно, Ланс. А вот и еду для нас везут. Боже, какой запах!

В обеденный зал вошли служители, катя перед собой тележки со стопками пластиковых мисок и большими открытыми баками, из которых поднимался дразнящий пар.

— Мясо, мясо дают! — заволновались в зале.

— Откармливают перед стартом. Не возражаете? — к их столику подошел безрукий Тридцать четвертый. — Я смотрю, все сидят по одному, а вы — вдвоем, да еще и разговариваете друг с дружкой, вот и решил составить компанию. О, да вы, мадам, тоже из нашей пятерки?

Инга испуганно кивнула. Ланселот протянул руку и выдвинул для него стул.

— Садись, друг.

— Спасибо. Меня зовут Жерар.

Инга с Ланселотом тоже представились. Служитель с тележкой удивленно оглядел их столик:

— Вы что, так и будете втроем сидеть?

— А разве нельзя? — спросил Ланселот.

— Почему нельзя? Правила этого не запрещают, а нам легче обслуживать. Сидите втроем, если вы не брезгливы и вам нравится теснота и давка за столом.

Инга смутилась и ее огромное лицо пошло пятнами.

— Не обращайте внимания, Инга, — шепнул Ланселот. — Это он не про вас, а вообще: люди редко хотят быть вместе, а столики тут не рассчитаны на 'правило двух вытянутых рук'.

Служитель разложил по тарелкам настоящее мясное рагу и удалился со своей тележкой.

— Парень, ты мне поможешь? — спросил безрукий, высовывая культи из рукавов.

— Охотно. Покормить тебя? — спросил Ланселот.

— Да ты что! Нет, просто достань у меня из кармана браслет и надень мне его на руку — браслет оказался толстым резиновым кольцом.

— Натяни повыше, а то ложка не удержится! Спасибо, теперь хорошо. Дальше я сам справлюсь. Обычно я браслет и не снимаю, но после душа некому было мне его надеть.

Прижав зубцы вилки к столу культей, Тридцать четвертый подсунул ее черенок под кольцо, после чего принялся ловко расправляться со своим рагу.

Инга ела очень неуклюже, то и дело роняя кусочки мяса обратно в тарелку: обе ее руки повиновались ей гораздо хуже, чем одна рука с браслетом соседу. На их троицу поглядывали из—за других столиков одинокие едоки, и было непонятно, осуждают они их или завидуют им.

Когда они уже заканчивали еду и по столикам разнесли пластиковые бокалы с энергеном, в зале появились распорядители в зеленом и разложили по столикам картонные прямоугольники — игровые карточки. Каждая карточка содержала список из ста номеров с указанием, до какого яруса намерен добраться участник гонок. Перед каждым положили по две карточки.

— Вы должны обвести тот номер, на который делаете ставку, — пояснил Ланселоту Жерар. — Потом отдаете золото распорядителю, и он пишет сумму на карточках, ставит печать и одну карточку возвращает тебе. Заметь, что финишные ярусы обозначены цветами радуги — от фиолетового до красного. Игрокам выдадут куртки соответствующих цветов, так что сразу будет видно, кто до какого старта намерен добраться. Играть можно на все финишные ярусы. Низший выигрыш получают те, кто ставил на тридцать третий ярус, но и это не мало: если твой игрок приходит первым из пятерки, ты получаешь один к десяти, а если он показывает рекордное время, то и один к двадцати.

— А что получает тот, кто поставит на сотый ярус?

— О, там уже другие правила! Если твой паломник приходит первым, ты и все, кто на него ставил, срывают банк. Бывает, что выигрыш составляет до тысячи золотых планет.

— А если паломник заявил пятидесятый ярус, а до тридцать третьего дошел первым? Он получает какую—нибудь награду?

— Он не получает ничего, кроме восторга своих болельщиков и ненависти тех, кто ставил на других: он ведь отнимает выигрыш у того, кто мог дойти первым до своего финиша. Но на него самого сразу же повышаются ставки. Кстати, их можно делать до девяносто девятого яруса.

— А что делают зрители, когда паломники мимо них уже пройдут?

— Покупают билеты на следующие ярусы, если у них есть деньги, а если нет — уходят домой.

— И долго эти гонки продолжаются?

— Примерно неделю. Все зависит от состояния паломников. Если есть крепкие парни, то до верха они идут около пяти дней. Мне шепнул один паломник из нашей сотни, что в этом заходе, который уже начался, сильны пятнадцатый, сорок четвертый и семьдесят второй номера: он слышал разговор служителей, которые видели их на старте. Но не стоит спешить делать ставки до того, пока мы их сами не увидим на дороге. Просто приглядись к ним, а ставки сделаешь позже. Даже за четверть часа до финиша можно сделать ставку и выиграть. Тут важно оказаться поблизости от финиша, когда расклад уже ясен — тогда и вправду можно выиграть. А ты вообще—то будешь делать ставки?

— Я — нет, — сказал Ланселот.

— Тогда зачем я тебе все это рассказываю?

— Ну, знаешь ли, меня это все в какой—то мере касается, так что спасибо тебе за информацию.

Разглядывая карточку, неуклюжая Инга задела Ланселотову банку с энергеном, и тот выплеснулся на стол.

— Ох, простите! — воскликнула она, достала из кармана большой платок и принялась было вытирать стол.

— Стой! — остановил ее Жерар. — Ты с ума сошла — пачкать платок из натуральной ткани! Оставь, служители вытрут.

— У меня есть еще платки, — сказала Инга, робко и виновато на него глядя.

— Сколько?

— Шесть… В моей семье было принято пользоваться платками. У меня была когда—то семья…

— Разбаловали тебя, — проворчал Жерар. — Ты, девушка, побереги свои платки: на трассу выйдешь — там тебе душа не будет, платки пригодятся когда вспотеешь как следует.

— Если бы я умела потеть, — вздохнула девушка.

Когда они уже заканчивали еду, мимо них прошел подросток с номером 35. Его лицо и руки были покрыты красными струпьями и белыми лишаями наподобие рыбьей чешуи.

— Эй, парень! — окликнул его Ланселот. — Ты ведь из нашей пятерки? Подойди ко мне, когда будешь свободен.

Парнишка взглянул на него из—под лишенных ресниц красных век, ничего не ответил и отвернулся.

После обеда паломников вывели в коридор и на четырех огромных грузовых лифтах подняли на один из балконов тридцать третьего яруса.

Балконы шли по спирали, повторяя движение круговой дороги и были отделены один от другого перегородками. Отличались они тем, что на одних зрители стояли тесной толпой, а на других были в