контрабандой и расходятся под утро, оставляя на берегу следы своего пребывания — объедки и экскременты. Это их дань поморникам за то, что они молчат о них, когда бухту посещают экологисты — такой у них с поморниками договор. Вот чего дожидались эти бедняги!

— Боже мой, как же они не перемерли еще все до одного!

— Мертвых они наверняка тоже не закапывают…

— Скорее, скорее отсюда! — скомандовал Ланселот. — Мы не можем им помочь, значит, надо уйти и на время забыть о них. После мы обо всем доложим Мессу и его чиновникам, и они примут меры, помогут этим несчастным. А сейчас давайте скорее уйдем отсюда! — и он покатил к рубке.

— Постой, Ланселот! — воскликнула Дженни. — Не можем же мы в самом деле вот так их и оставить! Давай дадим им хотя бы немного рыбы.

— Дженни! — строго сказал Ланселот. — Здесь человек сорок. У нас осталось при мерно столько же рыбин лосося. Сколько ты намерена им оставить? Половину? Четверть? Десятую часть?

Дженни смутилась и отвернулась.

— Ответь мне, Дженни. Сколькими рыбами ты собираешься накормить эту толпу голодных? Пятью — как в Библии? И долго они будут сытыми после твоей милостыни?

Дженни заплакала. Ланселот молча смотрел сначала на нее, потом на поморников, после отвернулся и стал смотреть в море.

— Доктор и вы, Якоб, помогите мне, пожалуйста, — заговорил он наконец. — Достаньте из трюма одну из наших сетей и одну… нет, две ловушки для креветок и помогите мне съехать на берег.

Когда Ланселот в сопровождении доктора и Якоба, нагруженных сетью и ловушками, съехал на берег, его коляску окружили поморники.

— Кто из вас ловил прежде рыбу и креветок? — сразу приступил к делу Ланселот. — Кто знает, что за снасти я держу в руках?

Поморники долго соображали, чего он от них хочет, потом несколько человек вышли вперед. — Я… Мы ловили рыбу…

— Я знаю, что это такое… это сеть.

— Ловушка для креветок… — бормотали они, сгрудившись и толкаясь вокруг Ланселота. Их ослабленный постоянным недоеданием мозг работал с трудом, речь была невнятна и прерывиста. Но Ланселот был доволен.

— Отлично, — сказал он, похлопав по руке ближайшего поморника. Тот заулыбался беззубым ртом. Потом Ланселот обернулся к Якобу: — Тебе придется взять сеть и пройтись с ними по отмели. Я поеду по берегу и поищу место, где можно закинуть ловушки прямо с берега, привязав их к деревьям. А ты, Дженни—кормилица—всех—голодных, возьми немного рыбы — пять штук, но помельче и ни в коем случае не копченой, возьми из вчерашнего улова! — и свари уху пожиже. Дай рыбе как следует развариться, вытащи из нее все кости, а потом накорми тех, кто остается с вами на берегу. Только давай по чуть—чуть, иначе весь берег завалишь трупами! Доктор, проследите, что бы она от щедрости душевной не перетравила этих несчастных.

— А можно сначала сделать им жидкую болтушку из муки, Ланс? — спросил доктор.

— Вы меня спрашиваете? Это я у нас доктор?

— Да, но запасы продовольствия…

— Дженни знает, где лежит мука. Все, друзья! Мы ушли на лов, а то скоро станет жарко и рыба уйдет на глубину.

Они ушли рыбачить с группой поморников, а Дженни принялась варить болтушку и уху. Оставшиеся поморники окружили ее и костер молчаливым кольцом. Ей было страшновато, и она старалась не глядеть на голодных людей, пока готовила для них еду. Потом они с доктором собрали всю посуду, какая была на катамаране, и стали кормить поморников мучной болтушкой. Съев по черпаку теплой и слегка подслащенной болтушки, поморники оживились и даже начали тихонько между собой переговариваться, робко улыбаясь, потирая животы. Плохо никому от болтушки не стало, хотя многие через полчаса отошли от костра на несколько метров и стали испражняться прямо тут же, у всех на глазах. Потом они возвращались к костру и усаживались, неотрывно глядя на доктора и Дженни — ждали, когда их снова станут кормить.

— Не могу видеть их глаза, — сказал доктор. — Страшно, когда у человека не остается никаких других чувств, кроме чувства голода. Но кормить их беспрерывно нельзя. Чем бы занять их?

— Хотите, я принесу Библию? Будем по очереди читать им вслух.

— Они в таком состоянии вряд ли поймут что—нибудь.

— Пусть они не поймут, но хотя бы будут слушать и чуть—чуть отвлекутся от мыслей о пище: мне просто страшно поворачиваться к ним спиной, когда в руках у меня еда.

— Хорошо, давайте попробуем. Несите Библию, а я пока посторожу вашу кухню.

Дженни принесла Библию, и доктор начал читать вслух. Поначалу никто из поморников его не слушал. Потом спокойный голос доктора и размеренное чтение начали на них действовать: острый голодный блеск в глазах стал затухать, напряженность сходить с лиц; один за другим поморники опускались на песок и засыпали. Наконец уснули все. Доктор Вергеланн опустил книгу — теперь и они с Дженни могли передохнуть.

К полудню вернулись с лова Ланселот и его команда, их тоже накормили ухой. Поев и отдохнув, они снова ушли на добычу: с другой стороны мыса Якоб обнаружил заросли морской капусты. А оставшимся у костра теперь читала Дженни.

К концу дня поморники—добытчики падали от усталости, а их женщины готовили на костре варево из пойманной ими рыбы и водорослей.

Пилигримы переночевали на катамаране, выставив на всякий случай часовых. Дежурили по очереди доктор и Хольгер с его тонким слухом, но все было спокойно до самого утра.

Утром прощались с поморниками. Один из обученных пилигримами рыбаков подошел к Ланселоту и спросил:

— Кого нам благодарить, друг? Скажи свое имя.

— Благодари Иисуса Христа, — пошутил Ланселот.

Уходя в море, пилигримы оставили поморникам, кроме сети и ловушек, один из котлов, несколько мисок, соль и коробку спичек, наказав беречь огонь. А еще они велели им хорошенько спрятать подарки и ни в коем случае не говорить о них контрабандистам и вообще чужакам. Когда они отчалили, поморники еще долго стояли на берегу и махали им вслед.

— Вот ты и накормила голодных пятью рыбами, Дженни, — сказал Ланселот.

— Нет, это чудо сотворил ты, мой Ланселот, — ответила она, глядя на него сияющими глазами.

Пилигримы вошли в воды бывшего Ла—Манша. Дул легкий ветерок, шли под парусом. Хольгер, как обычно, перебирал струны гитары, Дженни слушала Хольгера и приглядывала за обедом. Доктор Вергеланн с Якобом сидели за столом, и доктор обучал Якоба первым премудростям шахматной игры. Одновременно они вели беседу.

— Удивительно складывается наше паломничество, не правда ли, Якоб? Кругом беда и разруха, а мы будто на маленьком островке какой—то забытой допотопной жизни. Никаких тебе персоников, а вместо них — живое общение с приятными людьми. Мы читаем Библию и свободно беседуем друг с другом на любые темы, дышим свежим морским воздухом и едим пищу, приготовленную заботливыми женскими руками из натуральных продуктов.

— Продуктов могло бы быть побольше, — заметил Якоб. — Их у вас и было бы больше, если бы вы не брали на борт пассажиров и не кормили голодных. Милосердие — это такая роскошь в наши времена!

— Не знаю, как у вас в Дании, но у нас в Скандинавии если кто—то пытается помочь ближнему, на него смотрят с подозрением.

— У нас то же самое. А теперь, после нападения русских, стало еще хуже. Люди озверели.

— Человек человеку волк.

— Скажете тоже — волк! Где это вы видели таких волков? В нашем городе еще остался мэр. Все власть имущие удрали к Мессу в Иерусалим, а он остался и помогает горожанам как может. Так вот он говорит, что прежде отношения между людьми определялись поговоркой 'Человек человеку бревно', а теперешние — 'Человек человеку мутант'.