выйти в фьорд, поднять ловушки и разложить новые приманки. Давай—ка твой код, королек!

На этот раз Дженни не спорила.

Путина лосося закончилась, остались только креветки. Но во время путины охотиться на лосося из Европейского моря пришли стаи хищников—мутантов; лосось ушел, и большинство мутантов мигрировало за ним, но отдельные твари остались в Норвежском море и засели в фьордах. Ланселот не выходил теперь в море без отцовского ружья. Мутанты изрядно ему досаждали: они распугивали рыбу, подбирали всю живность в фьорде и даже крали приманки из ловушек, и он отстреливал тех, что попадались ему на глаза. Креветок становилось все меньше, и Ланселоту приходилось копить улов, чтобы продать на рыбном рынке пару ящиков замороженных креветок.

Возвращаясь с моря, он складывал улов в морозильную камеру, завтракал и вызывал Дженни — она вставала намного позже. Он желал ей доброго утра, рассказывал о лове, а потом они просто беседовали.

Дженни рассказала Ланселоту о своей семье. Как он понял, в семье Макферсонов перепутались родовые традиции и планетные обычаи. Имея право носить любую одежду, дома все носили планетную форму; по праздникам и в дни семейных встреч готовили натуральную пищу и ели ее в общей столовой, но в обычные дни питались по своим комнатам едой из общепланетной сети; жили в одном доме, но общались между собой мало, проводя время по своим комнатам у персоников. Все мужчины в роду Макферсонов по семейной традиции были военными, отец и четыре старших брата Дженни служили где—то на границе с Россией. Сами они редко бывали дома, а их жены, невыносимо скучные и унылые, сутками торчали в любовных сериалах Банк—Реаля. Заправляла домом мать. Она следила за тем, чтобы в доме был порядок и соблюдались приличия, но большую часть жизни тоже проводила у персоника. Обязанности слуг выполняли списанные из клон—армии покалеченные клоны, которых братья натащили полный дом, скупив по дешевке. Дженни целыми днями было не с кем перемолвиться словом, но зато она была свободна и могла заниматься чем угодно — в пределах поместья. Впереди ее ждало традиционное замужество: девушки Макферсонов обычно выходили замуж за военных.

Ланселот рассказывал Дженни, как идет подготовка к дальнему плаванью. Он уже пристроил к рулевой рубке камбуз и даже поставил там совсем маленькую чугунную плиту из матушкиной летней кухни. Дженни очень жалела, что он не может показать ей катамаран: из окон дома заливчик не был виден. Она была любопытна, как белка, и заставляла его поворачивать экран, чтобы разглядеть все уголки его комнаты.

— Зачем тебе вторая коляска, Ланс? — спрашивала она.

— Это старая коляска, я на ней езжу в душ.

— А почему у тебя в углу висит распятие?

— Я обещал матушке никогда не снимать его. Она была христианка.

— А что это за книга лежит на столике под распятием?

— Матушкина Библия.

— Ты ее читал?

— Нет.

— И я не смогла. У Библий какие—то странные переплеты: как только я брала Библию в руки, у меня начинал зудеть персональный код.

— Переплеты тут ни при чем. Матушка, у которой не было кода, предупреждала меня, что если я поставлю печать Мессии, то не смогу потом взять в руки Библию. Так уж устроен наш персональный код.

— А для чего он так устроен?

— Понятия не имею. Возможно, для того, чтобы люди не забивали себе головы христианскими сказками. Я свою Библию не читаю, я только пыль с нее смахиваю.

— Покажи мне другие книги.

— Пожалуйста! — И он снимал с полок книги одну за другой, показывал ей и рассказывал, о чем они, иногда читал вслух страничку—другую или просто пересказывал содержание.

Несмотря на строжайшую экономию, к середине весны Ланселоту не удалось отложить даже пятидесяти планет. Он уже сомневался, удастся ли ему собрать к началу лета всю сумму на ММ, а ведь нужны были еще и деньги на дорогу.

Торопился он по двум причинам, и первая была чисто навигационная: он должен был достичь Гибралтара до осенних атлантических штормов. Вторая причина касалась политики. Обстановка в мире становилась все тревожнее, каждую неделю передавались сообщения о новых провокациях русских на границах с землями Планеты. Месс все чаще говорил планетянам о необходимости спасения народов России и установления единого мирового порядка на всем земном шаре. Беседуя с рыбаками и торговцами на рынке, Ланселот видел, что люди всерьез опасаются войны.

В одном из своих выступлений Мессия вдруг объявил, что люди Планеты должны экономить не только еду, но и одежду. Зеленая пластиковая форма была упразднена, теперь всем планетянам разрешалось носить любую одежду, и это было бы совсем неплохо, если бы одновременно власти позаботились обеспечить людей этой самой одеждой. Жители Тронхейма прямо на глазах становились похожими на асов. За годы ношения униформы люди, жившие в тесных жилищах, избавились от запасов одежды, и теперь им приходилось носить то, что удалось найти в домах или купить с рук. Затем неожиданно была отменена бесплатная медицинская помощь, за исключением эвтаназии. Однако каждый восьмерик по—прежнему шли прямые передачи со стадиона в Иерусалиме, где происходили исцеления. Инвалиды и тяжело больные продолжали стекаться в Иерусалим.

Ланселот и Дженни оба смотрели новости Планеты, но обсуждали их редко. Они чаще сравнивали красоту утренней или вечерней зари над Гебридами и над Тронхеймс—фьордом, поворачивая экраны персоников к окнам. Оба были увлечены своей обновленной дружбой. Дженни знала, что Ланселот вот—вот тронется в путь, и спешила с ним наговориться. Она перевела на его счет тридцать планет — все, что у нее было. Ланселот спокойно принял эти деньги, уверенный, что сумеет вернуть долг, как только встанет на ноги. У него был план после исцеления вернуться на остров, взять в аренду небольшую рыбацкую шхуну, собрать команду хороших крепких ребят и заняться рыбной ловлей всерьез.

В конце весны случилась беда. Поднимая со дна зацепившуюся за камни ловушку для креветок, Ланселот слишком сильно перегнулся через борт, забыв перед этим поставить коляску на тормоз — коляска отъехала назад, и Ланселот свалился в воду. Он умел плавать, работая только руками, без помощи ног: Кристенсены жили в окружении воды, и предусмотрительный отец с детства обучил его плаванью. Он не утонул и сумел, ухватившись за якорную цепь, подтянуться на руках и перевалиться через борт. Но сухой одежды, чтобы переодеться, на катамаране не было, и дело кончилось тем, что застарелая простуда перешла в бронхит. Ланселот изо всех сил сопротивлялся болезни, пытаясь лечиться домашними средствами. Он съел банку малинового варенья, извел все свои запасы лука и чеснока, потребляя их вместе с шелухой, но и фитонциды мало помогли. А хуже всего было то, что как раз в это время наступило обычное весеннее похолодание, в доме стало сыро и холодно, а он не включал отопление на полную мощь, сберегая батарейки Тэсла на долгое плаванье в Иерусалим.

— Тебе, наверное, уже надоело слушать, как я кашляю на тебя прямо с экрана? — спросил он Дженни во время очередной встречи.

— Мне за тебя беспокоиться надоело. Что там за врачи у вас, что не могут тебя вылечить?

— Они могут, только мне их метод не подходит: это все равно, что прибегать к гильотине для лечения головной боли.

— Что за мрачные шутки, Ланс?

— Мое дорогое величество, это не шутка. Врачи мне ничего не предложат, кроме эвтаназии, — я ведь безработный инвалид.

— Скажи, а градусник у тебя есть?