– Прилетел.
– Понятно, – кивнул Риэл, которому уже хватило произошедшего, чтобы новым чудесам не удивляться. К тому же его мысли были заняты иным. – Как Фрисс?
– Плохо.
– У себя? – капитан уже стоял в дверях.
– Да.
Он коротко кивнул и нырнул в коридор, обещав вернуться скоро, разговор-то не особенно длинный. Любопытные – два человека и один упчоч – молча двинулись следом, не отставая.
Дверь каюты одаренной была не заперта, этого несколько часов назад добился магистр. Фрисс сидела, обнимая Рифа и со счастливым недоумением рассматривая его, совершенно живого и активно недовольного. Пока глупая женщина его тискает и не отпускает, накопились неотложные дела: капитан не оповещен о восходе, крысы не пуганы, палуба сутки без пригляда, да и карманы боцмана наверняка полны сухариков!
Снавь отпустила пса, вздрогнула и неуверенно обернулась. Коротко глянула на капитана, столь же невозможно живого и здорового, как и его пес, сжалась в комок и снова виновато потупилась.
– Ну, прости дурака, – покаянно вздохнул князь. – Мог бы сообразить, что хватать со спины за плечи полуодетую сонную илла, – дело распоследнее, но вот не догадался! Надо было всего лишь позволить тебе прыгнуть за борт. Водичка ледяная, бодрит необычайно, располагает к скорейшему пробуждению. Все бы и обошлось. Спасибо хоть Джами умнее меня оказалась. Только представь: без нее вышло бы совсем позорно. Безответственный князь Тайрэ впал в панику и угробил свой последний корабль, приставая ночью к девице.
– Я во всем виновата, не надо меня беречь, – не слушая и не слыша, всхлипнула Фрисс, – дар во зло применять нельз-зя-я.
– Пошли завтракать, – бодро предложил Риэл, обнимая за плечи илла и вытаскивая из угла. – Видишь – не умнею, опять пристаю к пассажиркам… Но ты тоже не умнеешь, сколько можно плакать, и без того сырость во всех каютах! Ну, успокойся! Все хорошо, Деяна даже не утопила наш бриг, хотя могла.
– А я не проломил голову Тоэлю, – гордо добавил Ками. – У него слишком хорошая реакция.
– Вы сумасшедшие, – уже почти без слез, но также убежденно, сообщила Фрисс. – Меня судить надо и потом прилюдно казнить.
– Встань в очередь, будешь аккурат возглавлять первую тысячу раскаявшихся, – посоветовала Джами. – На берегу желающих свернуть шею ближнему очень много, все со временем очнутся. И потребуют казни. Они уже такого натворили, что подумать страшно. Не каждому везет встретить в нужный момент зубастого Рифа и меня с мешком тертого в пыль перца! Хотя лучше бы наоборот, сперва меня, обошлось бы перчеными слезами без травм. Больно тебе от Рифа досталось? Кстати, я его только что видела, где пес?
– Они с Лоем ушли за крысами, – уверенно сообщил Ками, вздрагивая от звука падения трюмового люка. – Думаю, к вечеру бриг избавится от последнего «пирата».
– От мрайсского стекла он уже избавился, – Джами хладнокровно определила причину нового звука. – Ага, изучили коллекцию оружия… обследовали верхнюю винную полку, по коллекционным идут, на дешевки не размениваются… запас посуды основной кладовки кока… и, наконец, ром. Дальше ничего бьющегося, кажется, нет. А чем питаются эти, пушистые?
– Упчочи? Орехами, сухофруктами, творогом… Джами, он деликатный и воспитанный, без спросу не возьмет, – неуверенно крикнул вслед девушке Ками. И добавил тише: – Наверное, не возьмет, сытый ведь. Только не ругай его и не дергай за хвост, укусит и вообще обидится! Он такой ранимый…
– Джами тоже, хотя это не всегда заметно, – вздохнул князь. – Ей несладко пришлось. Пусть идет, при ее характере погоня за крысами, псами и упчочами должна оказаться неплохим отдыхом. И не станет она дергать малыша за хвост, она его очень уважает. Скорее всего, сама и познакомит с запасами сладкого. Фиников-то мог и не пробовать раньше… Ладно. Фрисс, Ками, вы мне нужны. Хочу понять, что происходит, и много ли я пропустил.
К полудню бриг стоял на якоре у скального мыса, чуть южнее плато, которое пересекали все новые отряды горцев, отсюда выглядящие мельче и безобиднее колонии муравьев. То есть удаленные на расстояние, обеспечивающее экипажу безопасность, по крайней мере, до вечера. Моряки пользовались затишьем, приводя в порядок пострадавший в ночном шторме у скал такелаж, начищая до привычного глянца палубу, полируя медь поручней, хрусталь иллюминаторов. Мрайсское стекло, хранимое в трюме для торга или одаривания местных князей, веселыми брызгами радуги высыпалось за борт.
«Та еще гадость», – сообщила Джами без тени сожаления вслед осколкам, которые утонули под заявление о «кислятине забродившей, противнее уксуса». Бикар окончил уборку, отправив в воду останки трех массивных бутылей рома, единогласно признанного низкосортным и недостойным внимания.
День выдался холодный, но сухой, солнышко даже пару раз раздвигало облачную вату и приглядывало в полглаза за побережьем. Но и под плотными многослойными тучами настроение экипажа не теряло праздничности: капитан жив и здоров.
Риф и его новый приятель выложили у мачты в рядок дюжину серых тушек матерых врагов и крысят- недорослей, а сами скромно устроились поодаль, принимая многочисленные и вполне заслуженные похвалы. Риф слушал, привычно устроив морду на левом сапоге хозяина. А объевшийся до неподвижности Лой’ти возлежал на вышитой подушечке и давился очередным незнакомым и вкусным кусочком, наугад извлекаемым из мешочка его ловкими пальчиками. Джами обеспечила любимца орехами, финиками, изюмом пяти сортов, инжиром, яблоками, курагой… Фрисс стояла рядом на коленях, укутав священное животное в пуховую шаль и ожидая его новых капризов, требующих немедленного исполнения. Она уже знала, что именно благодаря Лою капитан жив, и потому можно позволить себе сидеть здесь и смотреть в глаза людям, с трудом принимая заново собственное право находиться на борту. А еще ее грело снисходительное прощение, дарованное псом. Риф женщину из рода илла не избегал и не считал врагом. Обнюхал ее порванную руку, наспех залеченную даром и сохранившую свежие шрамы – след его зубов. Вздохнул, пару раз примирительно дернул хвостом и попробовал дать лапу, не вставая. Свалился на спину, дурашливо улыбнулся и заполз обратно на сапог, для верности прихватив зубами декоративную шнуровку.
Риэл маялся бездельем. Он выслушал все новости, вытерпел гулкое выстукивание спины лапищами боцмана, принял отчеты сияющих вахтенных и офицеров, безропотно надел плащ, принесенный заботливым магистром Тиссэ. Выпил грог и закусил пирожками, над которыми трудились кок и Джами…
Время тянулось лениво и медленно. Бриг на якорях чуть поводил боками и вздрагивал, как застоявшийся породистый конь. Главные события сейчас происходили где-то далеко, вне поля зрения, вне области, доступной для утомленного чутья одаренных. Любопытство и беспокойство вынуждали то и дело осматривать горизонт над берегом и хмуриться. Бикар восторженно рассказывал об удивительной невесомой лодке Тоэля, Ками нехотя признавал – хороша и быстра. Так где же она?
В ранних сумерках, когда Джами уже исчерпала разумные и вежливые варианты убеждения и сердито требовала от капитана «не быть ребенком и немедленно вспомнить о своем здоровье», то есть покинуть палубу ради обеда, ожидание оказалось вознаграждено. Даже с лихвой!
Риэл обнаружил сперва яркую точку в закатном пожаре над темным силуэтом гор. Точка быстро выросла в незнакомое серебряное тело, красивое и стройное, ничуть не похожее на описание летающей лодки. Крупное – когда катер устроился рядом, он оказался равен в длину с палубой. В борту висящего над водой чуда образовалась щель, растянулась до размеров дверного проема, от нее сплелся трап. Риф нехотя отпустил шнуровку и подался вперед, приветственно дернув хвостом: свои.
Первым на палубу спрыгнул с борта Тоэль, следом спустились еще двое, – незнакомые, но сразу признанные князем за айри. Лой завозился, выискивая завалившийся на дно мешочка финик. С тяжелым вздохом поднялся и неспешно, переваливаясь, зашагал к своему спасителю, для которого и берёг вкусненькое. Тоэль бережно поднял его, усадил на плечо и лишь затем улыбнулся капитану.
– Риэл, приветствую! Ты, слава Богам, живой, и даже вполне здоровый. Вот уж радость! Сегодня был длинный день, все снави спят беспробудно. Три сотни людей, чье сознание затуманено, постепенно возвращаются к нормальной жизни. Их кормят, моют, одевают и расселяют. Многие ничего не помнят из времени покорности. Некоторые начинают припоминать, что творили в минувшие недели и месяцы. Им трудно, больно и стыдно. Но – придется смириться с произошедшим. Я рад, что Ргиро убедил
