не заменить. Дуб хранит странным образом память обо всех, кто сидел за этим столом. Приятно знать, что и ты останешься в его памяти. Еще один настоящий арьянец, умевший ценить пиво, домашний уют и обстоятельность правильного порядка вещей, исконного.

Напротив, нарушая мирное и вялое течение мыслей, пристроился новый гость. Как сам он полагал – нежданный и ловкий. Все они думают, что если выяснили знакомое всякому в университете правило Голема ужинать в «Хофброе», то уже умны и почти добились своего. То есть нашли способ пообщаться приватно. Сейчас гость попытается купить четвертое пиво, уродуя распорядок и портя вечер во имя никому не нужного угощения. Потом, естественно, перейдет к своему жалкому и предсказуемому делу.

– Герр Штемпф, я беру четвертое пиво получасом позже, – избавил себя Голем от неприятных неожиданностей. – Извольте сразу сообщить ваше дело. Но я смею надеяться, оно не касается приезжих. Вы знаете, как сильно я изменил свое отношение к ним после трагедии с вице-канцлером. Эти свиньи лезут в страну на все готовое и отнимают работу у честных арьянцев. Они согласны трудиться за полцены, но качество! Но традиции, но порядок…

– Однако же я именно по вопросу приезжих. – Профессор явно был огорчен столь сокрушительным нарушением своих планов наведения мостов и построения отношений. – Вы организовали ремонт в корпусе, и, хотя ресурсы, выделенные ректоратом, были ничтожны, результат стал настоящим чудом.

– Герр Штемпф, я не произвожу чудес, – поморщился Голем. – Я честный арьянец и совершаю возможное, используя методы планирования и контроля. Я вынужден был использовать труд этих ничтожеств, поскольку средства не позволяли нанять сограждан. Но я уже поставил в известность ректора. Это произошло в последний раз. Да.

Голем установил тарелку в точности посередине подставки, чуть сместил кружку, наслаждаясь идеальным расположением предметов, достойным внимания лучшего из художников. Свет маслянисто и мягко отражался в стекле, имеющем характерные вмятинки и выпуклости. Блики падали на стол округлыми лепестками желтой розы. Этюд «Осень»… Картофель великолепен. Нового урожая, лучшего сорта. Чуть рассыпчатый, но плотный. Сварен безупречно. Чем и славен «Хофброй»: никаких нелепых случайностей. В подборе людей и даже посуды, приборов, салфеток. Здесь не бывает дурно сваренного пива и никто не смеет нести чушь о том, что «чан сглазили» или хмель был неудачный. У непрофессионалов удача и неудача – исчерпывающий список тем общения.

– Герр Брим, и все же мне нужны именно те люди, которые делали ремонт в корпусе, – упрямо повторил профессор.

Он на миг приподнял ладонь от стола, и под рукой заплясал никому со стороны не видимый магический свет, отражающийся в столешнице упорядоченным узором, знакомым каждому, кто платит взносы и знает чуть больше рядовых граждан, собирающихся обсудить вопросы патриотизма этажом ниже. Голем никак не выказал удивления. Двумя большими глотками допил кружку и начал резать мясо. Говядина в лучшем пиве. Блюдо, достойное несколько необычного вечера.

– Почему дело доверяете этим грязным выродкам? – негромко уточнил Гюнтер, характеризуя приезжих намеренно грубо.

– Не надо оскорблять их, тем более громко. Решение вынужденное, оно выверено, даже неизбежно, и иного нет. Работа вне Арьи. Требуется всего один человек. Он должен быть соответствующего вероисповедания, чуждого Старому Свету. Это важно, таковы встречающие его лица. И еще важно: он не должен знать арьянского, франконского и иных языков Старого Света. Он получит задание по ремонту помещения. Даже я не знаю всего, я только сообщу свою часть инструкций при вашем переводе. Далее…

– Далее я окажусь втянут в дело, которое завершится кровью, – предположил Гюнтер. – Нет. Я не пятнаю свою репутацию. Тем более столь явно и глупо.

– Вне страны, учтите это! – возмутился проситель. – Да на месте и полиции-то нет, там правят дикость и глупость… Никто не узнает! Все предусмотрено, мы не бросим своего патриота и не предадим. Но поймите, герр Брим: важнейшие обстоятельства, это связано с расследованием трагической гибели вице-канцлера. Нужен проверенный человек. Кого еще мы можем избрать? Тех приезжих собеседовал сам герр Кюне, пси- маг безупречного таланта считывания лжи. Я смотрел отчеты. Для дела нужен только этот человек.

Профессор снова приподнял ладонь, и на столе заплясали блики, сложились сперва в портрет, а затем в слово «Равшан». Гюнтер дожевал мясо, отложил вилку и нож. Посидел молча, прикрыв глаза и сосредоточенно обсуждая с самим собой происходящее.

Первое и очевидное: расположившейся напротив человек врет. Маги на редкость самонадеянны и потому привыкли защищаться от себе подобных, веруя в магию как в свое превосходство над прочими людьми, огромное, ослепительное. Пси-фон наверняка ровный, видно по взгляду: погашенному и без живых бликов в глазах. Признаки имеются, надо лишь уметь их читать. Вот проявились новые: уже очевидна минимальность мимики, незначительность амплитуды и некоторая заторможенность скорости движений. Любой пси при считывании придет к выводу: человек уверен в себе и спокоен. Но пальцы – они выдают истину. Дважды руки были сжаты в кулаки за время беседы, многократно кончики пальцев терли край стола, старались согреться, потому что под мороком термическим и визуальным они холоднее льда. Далее: знак причастности к узкому кругу посвященных в тайные дела социалистов. Не вполне внятный знак, и подан он чуть неправильно. Это тоже ложь. Профессор не имеет права на указанный знак и не является членом группы активной национальной борьбы, как называют погромщиков. Он пытается воспользоваться символом для прикрытия своих настоящих целей, полагая Голема радикальным последователем идей социалистов. Тайным, как и все подобные, готовым слепо исполнить указания высшего руководства.

Либо, что куда хуже, проситель явился в роли провокатора. Впрочем, едва ли. Ремонт в корпусе затевался в надежде на сегодняшний разговор. Вычислить того, кто нуждается в приезжем, безъязыком и глупом, проверенном опытным пси, – вот была настоящая цель «чуда», исполненного при ничтожной смете. Надо отметить: единственный случай в последние годы, когда он, Голем, исполнил просьбу сторонних сил. Тех, кто обеспечил документами нужных приезжих. Святой Иоганн в курсе, он и получил прошение о помощи, он выслушал доводы и разрешил: пусть работают, от них нет вреда. И он же распорядился относительно проверки чужаков магом-пси, в итоге которой и появился отчет за подписью Кюне.

– Тот, кого вы выбрали, несколько глуп, – уточнил Гюнтер. – Он едва ли может исполнить сложную работу. Он владеет ликрейским наречием, неплохо понимает речь населяющих высокогорную часть Балги. Иных языков Старого Света не знает.

– Дело простейшее, – с явным облегчением выдохнул профессор. – Обыкновенный ремонт. Но результат должен быть идеальным. Я следил, этот работал усерднее остальных.

Официант принес четвертое, последнее, пиво. Гюнтер замер, благоговейно наблюдая потеки пены на боках кружки и вслушиваясь в почти неразличимый шелест пузырьков, мельчайших, едва опознаваемых глазом. Наконец он кивнул и позволил себе улыбку. Официант сомкнул в кольцо большой и указательный пальцы. Оба остались довольны молчаливым диалогом ценителей.

– Я читал его досье. – Проситель вернул разговор к прежнему. – Он глуп. Когда спросили, кто ему дорог на свете, он сказал: осел, жена и дети. Именно в таком порядке! Потому что осла он завел прежде, чем женился. А когда я застал его вечером ворующим штукатурку…

Гюнтер отпил пиво и чуть качнул головой. Он знал историю. И эту, и все прочие. Вечером Равшана застали в темном коридоре с полным мешком штукатурки. Позвали переводчика – Голема, владеющего множеством языков и диалектов, – и попросили разобраться. Равшан заявил, что в помещение его задуло ветром, мешок он наполнил, чтобы не унесло дальше. Когда уточнили, зачем он вообще имел при себе мешок, на круглом лице отразилось недоумение. «Над этим я сам пока что еще думаю…»

– Он в городе, штукатурит потолки в доме герра Кюне, – сообщил Голем. – Завтра можно предложить ему новую работу. Он как раз спрашивал, нет ли у меня дела для него. Очень работящий. Я пытался выдворить его из страны и намеревался отвести в полицию, но теперь избавлю Арью от этого чужака иным способом.

– Прекрасно! – воодушевился наниматель.

Он порозовел и согрелся, ободренный своим успехом. Улыбнулся куда шире и, желая выплеснуть радость в допустимой форме, шепотом выложил вторую весьма известную байку о том же Равшане:

– Он удивительно глуп! Объяснил одному из моих студентов, знающему азы ликрейского, что минареты строят, выворачивая наизнанку колодцы. Мы так смеялись.