– Кроме, конечно, нескольких хорошо подобранных слов, которые передашь правительству и председателю суда о положительной стороне своего приключения.

– Иди прогуляйся.

– Надо сказать, что ты пока не нарушил ни одного пункта нашей сделки. Это похвально. И твой адвокат вел себя тоже прилично. – Браун вытащил из нагрудного кармана сложенные бумаги. – Прочти и подпиши.

– Можешь выбросить, Чет, я не возражаю, – насмешничал Тайсон.

– Здесь говорится, что ты не поднимешь вопрос о призыве на службу или не вынесешь на обсуждение то обстоятельство, что настоящие виновники преступления недосягаемы для закона. Правительство очень чувствительно к подобным вещам.

– Я тоже немного чувствителен.

Обхватив прутья решетки. Чет Браун внимательно рассматривал Тайсона, стоявшего всего лишь в нескольких футах от него. Браун сознавал, что даже за решеткой Тайсон представлял опасность, поэтому задумчиво спросил:

– А вам не приходило в голову, Бен, – он вдруг перешел на «вы», – что из двадцати пяти человек, замешанных в зверских расправах в местечке Май Лай, восемнадцати так никогда и не было выдвинуто ни одно обвинение, потому что их к тому времени демобилизовали? У правительства было достаточно времени, чтобы заткнуть эту брешь в своей репутации. А из тех причастных к преступлению людей, которые еще находились на действительной службе, многие так никогда и не привлекались, потому что местное командование не выдвигало таких обвинений, которые выдвинул против вас генерал Питерс. Безусловно, его к этому подтолкнули, причем очень активно. Да, но тех, кого судили за делишки во Вьетнаме, оправдали, всех, кроме Колли. Прошло много лет, а военная законодательная система не изменилась. Правительство, министерство юстиции желают поменять хоть что-то в ней, чтобы Соединенным Штатам больше никогда не приходилось краснеть за неспособность осудить своих военнослужащих за военные преступления. Это благородная цель.

– Она настолько благородна, что никто так и не вспомнил о ней в течение двадцати лет.

– Ну, предположим, так оно и есть, но самое главное в том, что армия не хочет, чтобы ее система менялась. Поэтому и завязалась схватка. Все, что нам от вас требуется, – не вступать в дебаты.

– Кому это нам?Если бы я знал, на кого вы работаете, я бы, пожалуй, прислушался к вам.Может быть, вас подослал Пентагон. Откуда я знаю? А может, вы из военной прокуратуры.

– Может быть. А может быть, я просто гражданское лицо. Это не имеет значения.

– Еще как имеет, – взбунтовался за решеткой Тайсон.

Браун потряс бумагами.

– Если вы черкнете здесь, президент в течение тридцати дней подпишет приказ о помиловании, независимо от вынесенного вам приговора. А пока вы посидите в Форт-Диксе.

– А где же ты был до вердикта, морда? Когда ты был нужен мне?

Браун хитро улыбнулся:

– Я никак не мог повлиять на вердикт, а на приговор тем более не смогу повлиять. Я не вхож в круг военных присяжных. Но я могу обратиться по команде и добиться, чтобы вас освободили... скажем, ко Дню Благодарения[28]. Представляете, жареная индейка в столовой вашего дома в Гарден-Сити. Она гораздо вкуснее той, которую подадут в Ливенворте.

– Ты обыскивал мой дом, мерзавец, – не сдержался Тайсон.

– Служба чистки поработала в вашем доме.

– Ах ты дерьмо!

Браун просунул свернутые бумаги сквозь железные прутья, и они упали на середину камеры.

– Наряду с теми пунктами, о которых я говорил, здесь есть и другие, например, не давать интервью представителям прессы, не делать никаких публичных заявлений ни письменно, ни устно, и так далее. Я же, в свою очередь, восстанавливаю ваше доброе имя и возвращаю вас на хорошо оплачиваемую работу.

Тайсон покосился на бумаги, раскиданные по цементному полу.

– О'кей, Чет. Я прочту, если ты уберешься отсюда.

– Хорошо. Салют, амиго.Спокойной ночи. Да, а ты хорошо владеешь собой, я бы на твоем месте наложил в штаны. А в понедельник, когда тебе впаяют от десяти до двадцати строго режима, ты только посмеешься над ними, если согласишься сотрудничать.

– Хорошо.

– Сегодня вечером посетителей у тебя не будет, поэтому даже не думай отдавать это своему адвокату. Я вернусь к шести утра. Подписывай или не подписывай.

– А как насчет моего экземпляра?

Браун неслышно рассмеялся и покинул мрачные казематы.

Бен с тоской оглядел новое место своего обитания и повалился на койку. Он долго смотрел на белые пятна писчей бумаги, потом лениво стянул ботинки и закрыл глаза.

Сержант Ларсон подошел к двери камеры.

– Ужинать будете?

– Нет, спасибо.