молодой человек выбрал именно эту тему? Не чувствовал ли он себя такой смоковницей, которая никак не может дать плодов? Похоже, пытаясь найти себя, Винсент сделал последнюю ставку на проповедничество, не подозревая, что его настоящее дело – живопись.
Несмотря на прошение, церковное начальство в Брюсселе не соглашалось предоставить Ван Гогу место в Боринаже. Тогда поздней осенью 1878 года он отправился туда без всякого разрешения. Винсент поселился в местечке Патюраж, сняв угол у местного разносчика, вместо платы давая уроки его детям. Наконец он занялся тем, чего ему давно хотелось – читал Библию углекопам, навещал больных, поднимал дух обездоленных. В январе 1879 года церковное руководство сдалось, и ему наконец разрешили занять место проповедника в шахтерском поселке Малый Вам.
Начался период, который очень сильно повлиял на впечатлительного Винсента Ван Гога и изменил его жизнь.
Новое место работы выглядело, как преддверие ада. Мрачные равнины в дыму, высокие трубы и черные пирамиды терриконов, крошечные хижины шахтеров, искривленные, закопченные деревья, колючий кустарник. Днем все улицы пустели – жизнь перемещалась под землю. «Выглядит, как страница Евангелия… лощины выглядят точь-в-точь как дорога на гравюре Дюрера 'Рыцарь и смерть'». Черные фигуры мужчин, женщин и подростков, бредущих по заснеженной равнине, произвели на Винсента такое сильное впечатление, что он их неоднократно рисовал.
Чтобы понять своих прихожан, молодой человек даже сам спустился под землю. Побывал в забоях, видел худых детей на погрузке угля, рано состарившихся изможденных женщин, слепых кляч, таскающих вагонетки. Жизнь людей из бездны становилась ему ближе и понятнее. Их нужды он воспринимал как свои. Винсент писал брату: «Им свойственны инстинктивное недоверие и застарелая глубокая ненависть к каждому, кто пробует смотреть на них свысока. С шахтерами надо быть шахтером».
Его положение в шахтерской среде – положение поучающего молодого здорового человека – начало его коробить. Щепетильная натура Винсента восставала, в нем росло чувство стыда и неловкости. Как оказалось, бедняки вовсе не рвались припасть к источнику благочестивых истин, гораздо больше им нужны обычные лекарства и еда. Рассуждения на библейские темы окончательно исчезали из писем Ван Гога. О себе он говорил ненамного больше, и очень жалел, что не изучал в свое время медицину.
Его альтруизм превосходил все разумные пределы. Он раздавал нуждающимся собственные вещи, сидел с больными – и все это не из религиозного фанатизма, а просто потому, что иначе не мог. В шахтерской среде «пастора Винсента» помнили еще очень долго. Когда в 1913 году Луи Пастер посетил Боринаж, он собрал множество сведений о Винсенте Ван Гоге. Ему рассказали о том, как он спас от смерти шахтера, получившего тяжелые ожоги, приютил одинокого старика, помогал матерям присматривать за детьми, пренебрегая собственными удобствами. Отношение Винсента к собственному быту и здоровью настолько встревожило булочницу Дени, у которой он снимал комнату, что она не выдержала и написала его родным.
В это время Винсент не мог думать о себе. Быт жителей Боринажа поразил его. 1879 год оказался для этих краев просто катастрофическим. На шахтах произошло три взрыва, которые унесли множество человеческих жизней, разразилась эпидемия тифа и лихорадки, в некоторых домах некому было приготовить еду – все поголовно болели.
Серия катастроф вылилась в бурное возмущение и массовую забастовку – горняки требовали гарантий безопасности труда. Масштабы волнений были настолько велики, что правительство мобилизовало жандармов и даже вызвало несколько армейских частей. На церковников возложили задачу утихомирить рабочих. Шахтеры же отказались следовать советам пастырей и заявили: «Мы послушаемся только нашего пастора Винсента».
Ван Гог старался удержать горняков от кровопролития, но поскольку считал их требования справедливыми, то сам оказался в конфронтации с администрацией и собственным начальством.
Дело кончилось тем, что его отстранили от должности проповедника. Учитывая, что он уже успел наступить на мозоль некоторым собратьям по ремеслу, уличая то одного, то другого пастора в академизме, в том, что ни их жизнь, ни их проповеди не соответствуют истинному духу Евангелия, становится понятно, что такой исход был неизбежен. Правда, официальная причина, выдвинутая синодальным комитетом евангелической церкви, была вполне благообразной и невинной: «Отсутствие красноречия». Это не соответствовало истине просто потому, что Винсент в последнее время вообще не читал проповедей, у него не было времени их читать, а у его паствы не было времени слушать.
Хотя документ об увольнении был подписан 1 октября, фактически он был отстранен от должности в августе 1879 года. Но Ван Гог не уехал из Боринажа, а просто переселился из Вама в поселок Кем. Он исходил всю Бельгию. Ходил и в Брюссель, где как-то раздобыл рисовальные принадлежности. В этот переломный момент, когда Винсент понял, что его надежде стать проповедником не суждено сбыться, он стал рисовать еще упорнее – углекопов, возвращающихся с работы; женщин, таскающих корзины с углем, прокопченные деревья, стариков, снова углекопов… Когда Ван Гог был в Брюсселе, он показал свои рисунки пастору Питерсену, который в свободное время тоже занимался живописно. Винсенту очень хотелось, чтобы их посмотрел и Тео.
В октябре Тео сумел вырваться с работы и навестить брата в Кеме. Разговор получился довольно тяжелым, и речь шла не столько о рисовании, сколько о бесперспективности нынешнего положения старшего брата. Судя по последующим письмам Винсента, Тео уговаривал его заняться хоть чем-то, способным дать средства к существованию, – стать литографом, счетоводом, на худой конец булочником. Нельзя же быть вечным иждивенцем. Он высказывал не столько свою точку зрения, сколько родителей и дяди. Впервые Винсент слышал от Тео упреки. Сам Тео в это время успешно становился на ноги, его работой в Париже были довольны и родители и хозяева.
В письме от 15 октября 1879 года Винсент расставляет точки над «i»: поблагодарив Тео за приезд, высказывает надежду, что они не станут чужими, но четко дает понять, что последовать советам не может. Он признает, что потерпел фиаско, но становиться чем-то вроде булочника не желает, поскольку считает это «лекарством, которое хуже болезни». Возвращаться к родителям в Эттен он тоже не хочет: «трудная и мучительная жизнь, которую я веду в этом бедном краю, в этом некультурном окружении, кажется мне желанной и привлекательной». Сравнивая ее со временем, проведенным в Амстердаме, он отдает предпочтение нынешним трудностям и называет период учебы худшим временем в его жизни. Пастором он быть передумал, «поскольку мои намерения получили ледяной душ и теперь я смотрю на вещи с иной точки зрения». В письмах нет никаких планов на будущее, ничего не говорится о занятиях искусством. Но есть надежда – «все может измениться к лучшему»… После этого письма наступил девятимесячный перерыв.
Винсент остался в Боринаже без всяких средств к существованию. Наступила суровая зима. Не раз ему приходилось ночевать под открытым небом. Изредка домашние подкидывали небольшие суммы денег. Он совсем забросил рисование – рядом ни одного художника, искусство далеко. Близко только бедность и горе.
Служителям церкви Винсент вообще перестал верить, считая их равнодушными чиновниками от Бога. Глубоко религиозный Винсент Ван Гог стал противником религиозного сословия. Обычно толерантный, деликатный и незлопамятный, он становился нетерпимым и резким, когда дело касалось служителей церкви. Самыми бранными словами в его лексиконе становятся «фарисейство», «иезуитизм», «мистицизм».
Максималисту Винсенту было больно сознавать, что один из самых близких ему людей – родной отец тоже принадлежит к племени «фарисеев». Былое благоговение исчезло, и разочарованный Винсент увидел ограниченность и тщеславность рядового человека. Теперь он не мог простить отцу даже тех обычных человеческих слабостей, которые прощал другим. Он любил Па и Ма, но знал, что взаимопонимания между ними не будет. Сердечным другом оставался только Тео. А теперь Винсенту казалось, что и Тео отвернулся от него.
Кое-как он пережил зиму. С приходом весны возобновились его пешие скитания. Как-то Винсент даже совершил далекий поход из Боринажа во французскую провинцию Па-де-Кале, в местечко Курьер, с 10 франками в кармане. В Курьере жил Жюль Бретон, которого Винсент почитал как художника. Ван Гог ночевал то в стогу, то в брошенной телеге у дороги, выменивал свои рисунки на хлеб, тщетно пытался наняться на поденную работу. А попав в Курьер, постоял на улице перед мастерской Бретона, которая