Итак, Гойя бежал в Италию, присоединившись к странствующим тореро. На единоборство с быком он, правда, не выходил, но в куадрилье – общем выходе – участвовал. Вероятнее всего, он выполнял роль канеадора, отвлекающего внимание быка мулетой, пока бандерильеро приводил быка в исступление своими бандерильями – маленькими палочками с крючками на одном конце и с лентами, а то и петардами на другом. Именно в эти дни Гойя, судя по всему, и сдружился с тореадором Хосе Дельгадо по прозвищу Пепе Ильо (Петушок). Пепе Ильо был одним из самых знаменитых мастеров корриды, он погиб в стычке с быком в 1801 году. Франсиско посвятил ему офорт из серии «Тавромахия» № 29 «Пепе Ильо идет на быка» и «Смерть Пепе Ильо» (1815–1816). В биографической литературе Пепе Ильо часто путают с другим хорошим знакомым Гойи – тоже очень известным тореадором Педро Ромеро, которого он часто портретировал в 1790 -е годы и выступлениям которого посвятил многие офорты «Тавромахии».
В 1771 году, добравшись со своей каудрильей до Пармы, Гойя решил принять участие в конкурсе, который как раз был объявлен Пармской академией изящных искусств. Для работы конкурсантам предлагалась тема: «Ганнибал, взирающий с высоты Альп на поля Италии». Художникам предписывалось показать величие карфагенского полководца, сумевшего в 218 году до нашей эры переправиться через Альпы, потеряв при этом половину своих войск и большинство лошадей и слонов, спуститься в долину реки По и одержать там ряд побед над римлянами. Сейчас мы знаем, что лошади Ганнибала не могли преодолеть перевал, потому что, пробивая копытами корку льда, ранили острой кромкой ноги и застревали в насте, как в капкане. Слоны же, в основном, погибли из-за нехватки продовольствия (одному слону требуется в день до 300 кг зеленой пищи и до 100 литров воды). Обо всем этом Гойя, будучи недостаточно образованным, не подозревал. Он даже не знал о существовании слонов в карфагенском войске, поэтому в отличие от остальных участников конкурса и не изобразил их на своем полотне. В результате высокая комиссия пришла к выводу, что его полотну не хватает исторической достоверности. И тем не менее, он получил вторую премию. (Первую премию вручили художнику Паоло Боррони.) Как оказалось, полотна, написанные для поступления в Мадридскую академию, дали художнику бесценный опыт.
Пространствовав некоторое время вдали от родины, побывав в Риме, Гойя занимался не столько живописными работами и копированием итальянских мастеров, сколько наглядным изучением их средств изображения и манеры; три года спустя – в 1773 году – художник вернулся в Мадрид. Тогда же он женился на Хосефине Байеу. По разным данным, у Франсиско и Пепы родилось двенадцать, восемнадцать и даже двадцать два ребенка, большинство которых умерло во младенчестве, так что крещение успели принять лишь пятеро. Молодая чета жила в Мадриде, где Гойя работал на Королевской ковровой фабрике гобеленов Санта Барбара. На гобеленах традиционно изображались религиозные сцены. Первым народную тематику в сюжетный обиход ввел Франсиско Байеу. Ну, а Гойя продолжил развитие этой темы. В 1775 году он сделал картоны для двух серий гобеленов на охотничьи темы, в 1776—1780-м – три серии картонов на народные темы, в 1786—1789-м – еще две серии картонов на деревенские темы. Эту декоративную в своей основе живопись Гойя обогатил новыми композициями, почерпнутыми из собственных впечатлений. Он укрупнил фигуры, сделал их ярче и красочнее, использовав неожиданные колористические находки. Первая серия картонов, выполненная в 1776–1780 годах, изображает сцены из народной жизни: игры и празднества, прогулки, уличные сценки. Картины построены на эффектном сочетании звучных чистых тонов. Они покоряют непосредственной жизнерадостностью, ярко выраженными национальными чертами в изображении особенностей быта, характера пейзажа, разнообразных народных типов. Таковы «Завтрак на берегу Мансанареса» (1776); «Зонтик» (1777); «Маха и ее поклонники» (1777); «Слепой гитарист» (1778); «Продавец посуды» (1779); «Игра в пелоту» (1779). Инстинктивно нащупав здесь тенденции нового художественного видения, Гойя развил их в картонах второй серии (1786–1791), где его интересовала уже не столько декоративно-зрелищная сторона народной жизни, сколько характеры, побуждения его персонажей: «Раненый каменщик» (1786); «Деревенская свадьба» (1787); «Майский праздник в долине Сан Исидоро» (1788); «Игра в жмурки» (1791) и многие другие (все указанные гобелены сейчас находятся в музее Прадо). Он получал и другие заказы, часто религиозного характера, и примерно в это время начал утверждаться как художник-портретист. Достойных конкурентов у Гойи в эти годы, пожалуй, не было – испанское искусство второй половины XVIII столетия было лишь фоном, на котором особенно рельефно выступило могучее дарование художника.
По мере того, как росла его слава, сын шлифовальщика из Сарагосы наслаждался своим успехом и признанием. В одном письме другу Гойя писал об аудиенции у короля, с удовольствием сообщая, что не смог скрыть «всех почестей, которые, благодаря Богу, он получил от короля, королевы и принцессы, показав им картины», добавляя: «я поцеловал их руки, никогда не испытывал так много счастья». Разумеется, у известного художника было много заказов. Для него позировали аристократы и члены королевской семьи, политики, законодатели и высокие сановники церкви, а также поэты, художники, актеры и тореадоры. Успех радовал художника, но в то же время он скучал. Салонные портреты не доставляли того удовольствия, которое он хотел получать от живописи, потому что все вельможи желали одного – изображения полного достоинства мудрого государственного мужа или благородной дамы с прекрасной осанкой и милостивым взором.
Итак, к нему пришла известность, он, кажется, остепенился, его картины пользуются успехом, а очередь желающих заказать портреты расписана на месяцы вперед.
Но в 1777 году Гойя впервые серьезно заболел. Благодаря недвусмысленным намекам его друга Сапатера, многие биографы предполагают, что тогда он заразился какой-то венерической болезнью. Современный испанский ученый доктор Серхио Родригес считает, что художник стал жертвой эпидемии сифилиса, который с трагической неумолимостью проявился спустя годы и подорвал его организм. Но пока недуг отступил, и Гойя снова погрузился в работу.
В 1780 году сарагосские отцы-пиларисты напомнили, что пора приступать к работе над обновленным собором Нуэстра Сеньора дель Пилар. Живописцы принялись за работу. Роспись центрального купола длилась более десяти лет и была закончена только в 1793 году. А неистовый Гойя, как всегда, выполнил свою часть работы еще до окончания 1781 года. Это была композиция «Мадонна царица мучеников». Оба эскиза к ней – «Мадонна во славе с мучениками» и «Мученики по славе» – и сейчас находятся в сарагосском музее Ла Сео. На четырех парусах купола Гойя изобразил аллегорические фигуры Веры, Терпения, Силы и Милосердия.
В период работы над куполом Франсиско вступил в конфликт с капитулом, который потребовал, чтобы художник переделал эскизы и расписал купол в соответствии с требованиями заказчика. Судя по письмам Гойи своему другу Сапатеру, он воспринял это как личное оскорбление и глубоко переживал унижение. Через некоторое время контракт с Франсиско Гойей был разорван по инициативе капитула, и вежливым письмом с приложением достаточно скромного гонорара художника известили о том, что в его услугах более не нуждаются. Хосефе при этом вручили две памятные медали – золотую и серебряную. Одна из них, как было написано в сопроводительном письме, вручалась ей, как супруге живописца Франсиско Гойи, другая – как сестре живописцев Франсиско и Рамона Байеу, вдохновлявшей их.
Тогда Франсиско решил еще раз приступить к штурму академических высот. Академия художеств Сан Фернандо в Мадриде была сравнительно молода – ее основали в 1744 году. В Совет академии входили знатнейшие гранды Испании. В 1780 году, написав картину «Распятие» (сейчас находится в музее Прадо), Гойя наконец поступил в академию Сан-Фернандо.
В 1784 году у него родился сын Франсиско Хавьер Педро – единственный из всех детей доживший до взрослых лет.
В следующем 1785 году произошло еще одно радостное событие: семнадцатью голосами против восьми Гойю избрали вице-директором живописного отделения академии. Еще через год его назначили королевским художником, что дало ему ежегодный пенсион в 15 тысяч реалов; он стал своим человеком при королевском дворе, был богат и известен. Гойя мог позволить себе удовлетворенно сказать: «Я больше не жду в приемных; тот, кто хочет меня видеть, приходит ко мне и просит как о великом одолжении, чтобы я написал портрет; конечно, это не касается тех, кто занимает очень высокое положение или кого рекомендовали мои друзья. Я теперь не хватаюсь за любую работу». «Я веду действительно налаженную жизнь. Я никому не прислуживаюсь. Кто имеет до меня надобность, должен искать меня, и в случае, когда меня находят, я еще заставляю немного просить себя. Я остерегаюсь сразу принимать какие-либо заказы, за исключением тех случаев, когда нужно угодить видному персонажу или же когда я считаю нужным сдаться на настойчивые просьбы друга. И вот, чем более я стараюсь сделать себя недоступным, тем более
