попытки Мары вовлечь ее в это неинтересное занятие. Последняя попытка ограничилась подарком Пейдж фартука, у которого впереди находилось не менее дюжины всевозможных карманов и карманчиков. Мара утверждала, что карманы достаточно глубоки для того, чтобы Пейдж могла хранить в них всевозможные ингредиенты, необходимые для приготовления шоколадного торта, который обыкновенно выпекается по случаю официальных праздников или неофициальных междусобойчиков среди коллег по работе.
Пейдж не имела по этому поводу собственного мнения, поскольку шоколадного торта она так с тех пор и не испекла. Зато карманы и в самом деле были достаточно глубокими, чтобы хранить в них пачки писем. Все пачки также оказались в полной неприкосновенности, все четыре, и каждая аккуратно перевязана шерстинкой своего цвета.
– Все на месте, – сказала она и удивилась, почему вдруг подумала о письмах Мары с такой тревогой. Возможно, потому, что они имели слишком интимный, личностный характер. Но по этой причине они вряд ли могли заинтересовать ее незваного гостя. Он, следуя логике, ими не поинтересовался, поскольку письма остались нетронутыми. Если, разумеется, он не смог догадаться, что они находятся в фартуке.
– Но зачем хоть единой душе на свете нужны письма Мары?
– Что это было? – спросил Ноа.
Она неопределенно пожала плечами.
– Так, ничего особенного.
– Когда вы искали это ваше «ничего особенного», вы были бледны, как полотно.
– Это личные бумаги.
– Любовные письма?
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Нет, это не письма от любовника. У меня никогда не было столь сентиментального любовника, который бы утруждал себя писанием писем.
– Вам случайно не нужен такой? – спросил он, облокотившись о бюро, – или вы рассматриваете сентиментальность как признак слабости?
Пейдж стала складывать рубашки и майки в другую корзину, в которой носила вещи в прачечную.
– Сентиментальность – не признак слабости, хотя она, конечно, не является также украшением первоклассного любовника.
– А что является отличительными чертами первоклассного любовника, хотелось бы знать?
– Сила, индивидуальность, преданность – традиционные черты настоящего мужчины, которые проявляются, к сожалению, чаще тогда, когда мужчина находится в одиночестве. Добавьте к этому немного чувственности, и перед вами, – тут она втянула в себя воздух, – что называется, истинный муж.
– Как я понимаю, такой человек вам не встречался?
– Нет.
– Вы именно поэтому не вышли замуж?
– Я не вышла замуж, – ответила она, принимаясь вытряхивать в корзину содержимое ящиков, где хранились трусики и чулки, – потому, что институт брака как таковой меня не привлекает. Я не нуждаюсь в нем.
– Не хотите себя связывать?
– Не хочу тащить на себе ярмо.
– О какого рода ярме вы изволите толковать?
– О гнете. Обязательства угнетают человека. И еще ожидания, которым не дано осуществиться.
– Насколько я понял, вы не хотите быть связанной с одним-единственным человеком?
Она изобразила на лице небольшую гримаску, которая намекала на абсурдность слов Ноа.
– Тогда объясните, что это за ожидания такие, которые не могут осуществиться? – потребовал он.
– Прежде всего, я работаю – и не от звонка до звонка. Меня вызывают к больным и по вечерам, и по субботам, и по воскресеньям. И заметьте, я люблю свою работу. Если кто-нибудь стал бы ждать меня дома, ему бы пришлось ждать слишком долго и часто.
– Вполне возможно, что у него будут свои дела, и он не станет возражать.
– Может быть, и не станет. Но мне нужен еще один пустячок – для совместной жизни мне необходимо по уши влюбиться в кого-нибудь из обитателей Таккера.
– А почему не в меня?
– Первое: я не безумно влюблена в вас, второе – через год вы отсюда уедете, поэтому вы не в счет. – На этом она закончила то, что искренне считала про себя отповедью дерзкому человеку, покушавшемуся на ее права. Неожиданно ее внимание привлекло движение в проеме дверей. Она выглянула в коридор и заметила Сару, стоявшую рядом с дверью. – Привет, Сара, как идут у вас дела, там, внизу?
– Ребеночек плачет. Можно я займусь девочкой? У меня дома есть маленький брат, и я разбираюсь, что к чему.
Пейдж перевела дух.
– Ну конечно. – Она проследила за тем, как девушка стала спускаться по лестнице, и повернулась лицом к Ноа, который поднимал с пола разбросанную одежду и складывал ее в аккуратную кучку. – А я не знала, что существует ребенок от второго брака. «Это усложняет положение Ноа еще больше», – подумала она.
– Вы что, все это стираете сами? – мрачно вопросил он.
Она покачала головой.
– Подвергаю сухой чистке. Сую все это в барабан.
– Но вам приходится проводить за этим занятием ночь?
– Любимое занятие не тяготит.
– Я отнесу одежду и белье в машину, – сказал Ноа и вышел.
Перед лицом Пейдж остались две корзины с бельем. Она поставила их одну на другую и отнесла в ванную, где загрузила первую порцию белья в стиральную машину, а потом пошла наверх в спальню Сами.
Сара сидела рядом с колыбелькой девочки и, перегнувшись через край, внимательно ее разглядывала. Пейдж присела рядом и спросила шепотом:
– Она заснула?
– Я надеюсь. – Сара запустила руку в колыбель и коснулась котенка, который тоже спал там, свернувшись в клубок. – Это он послал вас за мной?
– Нет, он на улице. Складывает вещи в мою машину.
– Вы ведь знаете, да?
Пейдж не стала притворяться несведущей.
– То, что он твой отец? – Ей не хотелось играть в сомнительные игры с вполне сложившейся девушкой, тем более что некоторые из них казались ей ничуть не глупее ее самой. Что касается Сары, она должна быть с ней честной.
– Он вам говорил, что не доверяет мне?
– Нет. С какой стати?
– Потому что он лично мне не доверяет. Он знает, что я иногда лгу.
– Ну, не знаю. – Пейдж крутилась, как уж на сковородке, не представляя, как ответить на такое откровенное заявление. – По крайней мере, я ни разу не замечала этого.
– Сейчас узнаете. – Она взглянула на Пейдж с неприкрытым вызовом. – У моей матери нет второго ребенка. Ей слишком много пришлось возиться со мной, поэтому она не собиралась заводить второго ребенка. – В голосе девушки звучала откровенная обида.
– Она сама тебе сказала об этом? – спросила Пейдж. Сара потрогала пальцем лапку котенка.
– Нет, но я замечала. Все было прекрасно, пока я оставалась незаметной, но со временем им стало все труднее делать вид, что меня нет на свете.
– Я знаю.
– Нет, вы не знаете. – Пейдж почувствовала, как девушка снова напряглась.
– Нет, знаю. Мои родители произвели меня на свет, когда им было по девятнадцать. Я оказалась весьма обременительным грузом для молодых людей, которым хотелось путешествовать по миру, а не сидеть дома и воспитывать ребенка.