другому. Он сумел внушить ей страсть, увлечь ее, то есть сделать то, о чем она тогда и помыслить не могла.
Пейдж снова двинулась вперед. Он шел сзади на некотором расстоянии. Она постаралась нести зонтик ровно.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Ноа.
– Так о чем же я сейчас думаю? – передразнила она его.
– Вы думаете, что в тот вечер вы проявили слабость, а я воспользовался ею, благодаря всем тем качествами, о которых вы сейчас говорили. Кроме того, вы думаете, что у меня с самого начала было намерение вас соблазнить, но вы ошибаетесь. Если бы я замышлял нечто подобное и приехал в дом к Маре именно с этой целью, я наверняка взял бы с собой презерватив.
Пейдж нервно оглянулась вокруг.
– Не могли бы мы поговорить об этом в другое время?
– Я бы с удовольствием, но вы постоянно меня игнорируете. Скажите только когда, и мы все обсудим.
Но Пейдж вдруг расхотелось говорить. Ей захотелось забыть все, что случилось той ночью, и если Господь поможет и она дождется месячных, то она так и сделает.
– Послушайте, – произнесла она со вздохом, снова остановившись на значительном расстоянии от толпы, которая уже начинала скапливаться на опушке леса в ожидании первых участников кросса, – в сущности, нам с вами не о чем разговаривать. То, что произошло тогда ночью, не более чем случайность. Я тогда проявила слабость и обещаю, что больше этого не повторится.
– А почему бы и нет?
– Потому что, – сказала она настойчиво, – у нас нет будущего. Моя жизнь и без того наполнена до краев. У меня более чем достаточно всевозможных обязанностей и дел, чтобы занять себя, и нет времени для сомнительных отношений с вами. Кроме того, вы приехали сюда на год, а потом исчезнете, – так какой в этом смысл? – Она решительно направилась к группе родителей и организаторов праздника, ускоряя шаг по мере того, как первые спортсменки стали появляться из леса.
Первой бежала девушка не из Маунт-Корта. Вторая бегунья оказалась тоже не из этой школы. Третья тоже. Сара, которая и в самом деле опередила всех девушек из Маунт-Корта, пришла к финишу только седьмой. Энни из команды Маунт-Корта заняла второе место, но только одиннадцатое в общем зачете, Мэри – третье и только четырнадцатое – в общем.
Для команды Пейдж результаты были неутешительными.
Впрочем, она ничего об этом девушкам не сказала. Так же как и Ноа, который с энтузиазмом приветствовал каждую бегунью из своей школы, когда она пересекала финишную черту.
Не в состоянии забыть то, о чем он только что рассказал ей о себе и Саре, она с возрастающим любопытством смотрела на них. Ноа расспрашивал дочь о маршруте, спрашивал, в каком месте она вырывалась вперед, а в каком – отставала, и по меньшей мере три раза отметил, что бежала она здорово. Она отвечала ему очень неохотно краткими фразами, а когда он положил руку на плечо, вывернулась из-под нее и отошла.
Пейдж посочувствовала ему. Сама того не хотела, но сочувствовала. Ей казалось, что одной из главных трагедий человеческого существования является распад семьи, невозможность их членов ладить друг с другом.
– прочитала она позднее вечером того же дня, сидя на полу и раскачивая Сами в переносных качелях.
Пейдж положила письмо на стол. Она вторглась в мысли Мары, как будто подслушивала и подглядывала. Она знала, что читать чужие письма плохо, и накануне ночью специально оставила пакет с письмами у Мары в доме, но ничего не помогло.
Возвращаясь из Маунт-Корта, она снова заехала в этот дом, который очень понравился семье, собиравшейся поселиться в Таккере. Предварительное соглашение о продаже было подписано, и те планировали въехать в течение месяца, что ставило перед Пейдж очередную нелегкую задачу – куда-то распределить вещи Мары. Сегодня ей хотелось одного – забрать к себе домой лучшие ее фотографии. Но, оказавшись в доме, она только мельком взглянула на фотографии и сразу же направилась к плетеной корзинке, в которой также находились принадлежности для вязания. На этот раз Пейдж знала, где искать. Порывшись в мотках шерсти и спицах, она, как и ожидала, снова наткнулась на письма, только на этот раз они были не в бежевых конвертах, а в голубых и написаны тоже на голубой бумаге. Пакет, который извлекла Пейдж, был перевязан красной шерстяной ниткой, в отличие от найденного в ночь уборки. Она продолжала рыться в спицах и мотках шерсти – и вот ее старания снова увенчались успехом. Всего она извлекла из корзинки четыре пачки писем, в каждой из которых хранилось их от шести до десяти. Взяв только одну фотографию, чтобы облегчить свою совесть, Пейдж прихватила письма, все до единого.
Когда-нибудь она отошлет их, обязательно отошлет, когда сможет расстаться с ними. На сегодняшний день эти письма были единственным ключом, который помог бы ей разгадать тайну Мары.
– писала она в своем письме,
Значит, письмо было написано три года назад, догадалась Пейдж и продолжала читать: