— Я вообще ничего не подозревала! — возразила Сара, и ее круглые от изумления карие глаза округлились еще больше.

— Вы молоды, недавно вышли замуж. Вы не применяли никаких противозачаточных средств. Вы, несомненно, знали, что это может произойти.

— Вовсе нет! — Сара смотрела на доктора беспомощно и смущенно. — Я не могу забеременеть. Мне говорили, что…

— Кто говорил?

— Врач, который делал операцию.

— Ага, значит, я чего-то недопонял. — Наклонившись над краем лабораторного стола, он потер подбородок. — Вы мне говорили, что перенесли только обычную операцию по поводу аппендицита.

— Это вы сказали, обычную, а я сказала — аппендицит.

— Тогда было что-то более серьезное?

Она посмотрела вниз на свои нервно сжатые руки.

— Да. Видите ли, началось с аппендицита, боли и все такое. Но во время операции обнаружили кисту яичников. Когда операция закончилась, у меня осталась едва ли половина одного яичника. — Сара в замешательстве посмотрела на доктора. — Тогда мне было пятнадцать лет. И мне сказали, что у меня практически нет шансов когда-либо забеременеть. Это было ужасно. — Поколебавшись, она бросила взгляд на прикрытую дверь, за которой сидел ее муж.

— Джеффри пришел к выводу, что я принимаю что-то, а мне… мне не хватало смелости прямо рассказать ему все.

Доктор пристально изучал ее.

— Так вы рады, что у вас будет ребенок, не так ли?

Это был наиглавнейший вопрос. Ну, конечно, она рада! Взволнована, ошеломлена! Но как быть с Джеффом и их уговором? Из-за ребенка все неизбежно изменится. Но в какую сторону? В лучшую или худшую?

— Да, пожалуй. — Она слабо улыбнулась. — Это так внезапно. Я просто не могу в это поверить.

— Можете, Сара, еще как. Уж поверьте моему слову! — Разгибаясь, доктор глубоко вздохнул. — Ладно, а теперь можете одеваться. Я пойду сообщу приятную новость вашему мужу, а потом хочу поговорить с вами обоими. Наверняка у вас будут вопросы.

Вопросы, которые были у Сары, она хотела задать не доктору, а Джеффри. Но тот был полон намерения порасспросить врача, что он и начал делать еще до того, как Сара, бледная и нерешительная, появилась на пороге кабинета. Из них двоих доктор выглядел более приветливо и спокойно.

— Пожалуйста, садитесь, Сара. Джеффри как раз спросил, как долго вы еще будете испытывать приступы усталости.

Сидя подле Джеффри, Сара была настолько поглощена анализом его интонаций, выражения его лица, его напряженной позы, что едва слышала хоть слово из того, что рассказывал доктор. Ей лишь удавалось кивать в подходящие моменты и временами произносить «да» или «хм». Чтобы не усугублять и без того запутанную ситуацию, она позволила Джеффри взять рецепт на ее витамины и положить его в карман, договориться с врачом о следующем посещении, проводить ее до машины и отвезти домой. Лишь когда они вошли в дом, Джеффри обернулся, к ней с мрачным выражением лица и сказал жестким тоном:

— Строгий постельный режим двое суток. Так сказал доктор. Иди наверх. Я сам позвоню в Нью- Йорк.

— Я могу…

— Я это сделаю. — Джеффри сердито сверкнул глазами в ответ на ее протесты, повернулся к ней спиной и скрылся в библиотеке, многозначительно хлопнув за собой дверью.

У Сары не было ни желания, ни тем более сил окликнуть его. Она направилась в постель для того лишь, чтобы обнаружить, что бушевавшие в ее душе чувства не дают ей покоя. Ей надо было подумать, переварить случившееся, пересмотреть свои жизненные приоритеты, чтобы освободить место для чуда, вошедшего в ее жизнь.

Встав с постели, она надела джинсы и свитер и нашла себе убежище в солярии наедине с растениями и своими мыслями. Джеффри был зол, она это знала. Когда он просил ее выйти за него замуж, он не договаривался о своем ребенке. А теперь на него ляжет новая ответственность, выполнение которой растянется на период значительно более продолжительный, чем тот, который они себе назначили.

Прижав пальцы к губам, Сара сама ощутила бремя этой ответственности. Затем совершенно неожиданно она возмутилась. А чего он ожидал? Он никогда не задавал ей вопросов, а просто полагался на то, что она принимает меры предосторожности. А он сам? Это была их общая ответственность; в данном случае ему надлежало играть не менее активную роль, чем ей.

Впервые с тех пор, как Том Ройс произнес слово беременная, лицо Сары осветила нерешительная улыбка. Она беременна, действительно беременна! Прожив почти полжизни с уверенностью, что это невозможно, она ожидает ребенка! И ребенок этот — ребенок Джеффри, что может быть прекраснее?

Только одно: чтобы Джеффри любил ее, но Сара отогнала от себя эту мысль как нереальную. О да, он будет более чем охотно заботиться о ней и ребенке. В конце концов, была еще и Лиззи, которой нужна мать. Что может быть лучше, чтобы привязать Сару на неопределенный срок? Нельзя сказать, что такая перспектива казалась ей неприятной. Напротив. От мысли о том, как они будут жить вчетвером — она, Джефф, Лиззи и новорожденный, — Сара просияла. Однако в то время как одна половина ее «я» воспринимала известие как величайший дар судьбы, другая ужасалась тому, на что будет похожа их жизнь с Джеффри, исполненная постоянного антагонизма. Она уже однажды прошла через это и сомневалась, что выдержит это вновь, будь то с младенцем или без него. Она теперь сама себе хозяйка. Если понадобится, она вырастит ребенка и одна.

— Я же, кажется, сказал, чтобы ты лежала в постели! — Раздался от двери яростный крик. Сара резко обернулась и увидела приближавшегося к ней Джеффри. Его слова прозвучали столь деспотично, что она сама пришла в ярость. Пора ей, наконец, дать ему отпор.

— А я, видите ли, не пожелала подчиниться, возразила она, вздернув подбородок.

— Ты слышала, что сказал доктор: строгий постельный режим.

— А согласился с ним ты. Если ты так намерен его слушаться, сам и иди в постель. А я буду поступать, как захочу. — Продемонстрировав независимость, Сара почувствовала странное облегчение. Или ей просто придал уверенности удивленный блеск в глазах Джеффри, вызванный ее протестом? Она смотрела, как Джеффри прошел в дальний угол солярия, повернулся и оттуда стал внимательно ее разглядывать, а затем медленно отправился назад. Она стояла прямо, отказываясь отводить взгляд, сознавая, что, настаивая на своем, ничего не потеряет. Пора им, наконец, поговорить начистоту. И в этот момент она не желала, чтобы ей помыкали.

Она не знала, на что рассчитывала, может быть, продолжать спор, может быть, что Джеффри повернется и уйдет. Чего она не ожидала, так это того, что черты его лица внезапно смягчатся. А когда он заговорил, его слова оказались для нее не менее неожиданными.

— Наверное, я должен перед тобой извиниться, Сара, — спокойно начал он, стоя прямо перед ней, глубоко засунув руки в карманы. — Ты же на самом деле ничего такого не желала. Это я втянул тебя в эту историю и сознаю, что принес тебе множество всяких неприятностей.

Когда он на секунду умолк, Сара затаила дыхание. Мало того что она не знала, что ответить, она почувствовала, что надвигается нечто новое, куда более значительное, чем просьба о прощении. Такого выражения лица она не видела у Джеффри никогда: это была смесь силы и униженности, одновременно невинность и опыт. Странно было бы его деловым партнерам увидеть его в этот момент. Так вот оно что! Кажется, он начинает договариваться еще раз, хотя совсем не так, как тогда, в ноябре. Глядя на него, она ожидала, что услышит новое предложение.

— Я много думал, — ровным голосом продолжал он. — В свете того, что произошло, я чувствую, что должен предложить тебе свободу. — Он не обратил внимания на то, как она побледнела. — Разумеется, было бы слишком жестоко требовать от тебя, чтобы ты летала туда и обратно, выбиваясь из сил, а я никогда бы не мог попросить, чтобы ты отказалась от своего бизнеса. В конце концов, ты же прежде всего Сара Маккрей, и так и должно быть. Ты так же всей душой предана своей компании, как моя мать была предана своей.