хохотом поднимая тучу брызг. В душе Табита им завидовала.

По ночам девушка мечтала о Доминике. Вновь и вновь вспоминала каждую минуту, проведенную вместе; раннее утро на Беркли-стрит, прогулки в его коляске, посещение выставки Тернера, бал, на котором он с ней впервые танцевал… Каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку она хранила в своем сердце. Вспоминала ночь, когда лежала в его объятиях, и чувствовала, как он становится частью ее самой. И нисколько не стыдилась близости с тем, кого безоглядно любила. Потому что никогда еще не была так счастлива.

Время от времени она задумывалась о том, что, возможно, носит под сердцем его ребенка. Он сам ей об этом сказал. Случись такое, о работе в пансионе придется забыть, на другую работу ее не возьмут, и скорее всего она окажется на улице с ребенком на руках. Но Табиту это не пугало. Напротив, она мечтала о ребенке. Его ребенке. И когда поняла, что не беременна, испытала горькое разочарование. Табита умела скрывать свои чувства, однако подозревала, что по ночам Камилла Норкросс слышит, как она рыдает в подушку.

Класс для рисования находился в отгороженной части чердака. Там было светло и просторно. Обычно Табита давала уроки десяти девочкам, и ее страхи, что она не справится с классом, где некоторые ученицы – ее ровесницы, оказались напрасными. Она наслаждалась возможностью передать свое умение детям. Подробно объясняла, что именно хочет запечатлеть на бумаге и как это сделать.

Табита считала своим долгом сначала научить их рисовать в обычной, общепринятой манере. Их родители платят за обучение и вправе ожидать, что дочери овладеют основами акварельной живописи.

Табита старалась не выходить за рамки уроков, однако всякий раз две-три девочки оставались в классе и смотрели, как пишет Табита.

Одна из них, Джейн Уэструтер, четырнадцатилетняя девчушка, оставалась чаще других, и кончилось тем, что они подружились.

– Вам не надоедает все время рисовать, даже после уроков? – поинтересовалась однажды Джейн.

Табита с улыбкой посмотрела на нее. Девочка чем-то напоминала ей Люси – такая же живая и непосредственная, никогда дурного слова не скажет, в то время как другие нисколько не стеснялись в выражениях, порой весьма оскорбительных. Внешнего сходства с Люси у Джейн не было. Ее темно- каштановые волосы, стянутые широкой бархатной лентой, были такими густыми, что с трудом поддавались расческе, фигура имела такие округлости, о которых Люси оставалось только мечтать.

– Нет, не надоедает, – просто ответила Табита. – Кроме того, я надеюсь, что некоторые картины мне удастся продать.

– Продать? Зачем? Разве мисс Бошан не платит вам за работу?

– Конечно, платит. – Табита всмотрелась в рисунок, добавила кистью еще немного охры. – Но этого недостаточно, чтобы скопить себе денег на старость, когда здоровье мне не позволит работать.

Несколькими точными мазками она добавила светлой краски солнечным лучам, которые пробивались сквозь облака.

– Скопить деньги на старость? – удивилась Джейн. – Но, мисс Монтекью, вы слишком молоды, чтобы думать об этом.

– Не сейчас, конечно! – рассмеялась Табита. – Но каждый год я буду откладывать небольшую сумму.

– Вы разве не выйдете замуж? Я обязательно выйду. Табита улыбнулась простодушию девочки.

– Нет, – твердо ответила она. – Замуж я не выйду.

– Но почему? Вы такая хорошенькая, все девочки об этом говорят. Только Стелла этого не признает. И все из зависти.

– Потому что не хочу. Потому что…

– Джейн Уэструтер, если я не ошибаюсь, вы сейчас должны быть на уроке у мисс Коллинз.

В комнату вошла Камилла Норкросс. Джейн вскочила со стула.

– Мисс Норкросс! – испуганно воскликнула она. Мисс Норкросс девочки считали справедливой, но знали, что спуску она не даст.

– Вы правы, мисс Норкросс. Уже иду.

– Не забудьте извиниться за опоздание.

– Обязательно, мисс Норкросс.

– Ну что, Табита, опять рисуешь?

Табита улыбнулась, продолжая дописывать облака.

– Скажи девочкам, чтобы оставили тебя в покое. Пусть не мешают тебе работать.

– Что ты, Камилла, они мне не мешают. К тому же Джейн мне нравится.

– Когда я вошла, она донимала тебя весьма неуместными вопросами.

– Это верно, – согласилась Табита, но вдаваться в подробности не стала.

– Я не любительница совать нос в чужие дела, – мягко продолжила Камилла, – но я знаю, как ты здесь несчастлива. Кто-то тебя сильно обидел?

– Нет, – покачала головой Табита и положила кисть, чтобы не видно было, как дрожит рука. Она давала волю чувствам только по ночам.

– Прости, я тебя расстроила…

Табита повернулась к ней, и Камилла увидела в ее глазах страдание. Девушка не сдержала слез.