любимой тряпичной куклы. Хоутон явно не была склонна вести с ней беседы. Девочка, откинувшись на сиденье, рассеянно следила за быстрыми движениями пальцев служанки и не заметила, как заснула.
Табите Мери Монтекью было всего шесть лет от роду, и за свою короткую жизнь она ни разу не отправлялась в такое долгое путешествие. Но в последние дни обстоятельства неожиданно изменились, и не успела она опомниться, как преподобный Морвелл и его супруга усадили ее в экипаж, поцеловали на прощание и пожелали счастливого пути. В ее детской душе не зажила рана после ухода из жизни самых близких и любимых людей. Мамы и папы. Это горе было ни с чем не сравнимо. И Табита спокойно рассталась с семьей священника.
Руперту Монтекью едва исполнилось двадцать, когда он встретил юную Элеонору Лидерленд и влюбился в нее. Что и говорить, девушка была красавицей, но по своему происхождению не годилась в невесты младшему сыну сэра Джаспера Монтекью. Отец Элеоноры, преподобный Лидерленд, был обедневшим приходским священником. И хотя Элеонора обладала манерами знатной девицы, престарелый сэр Джаспер запретил сыну жениться на ней.
Руперт ослушался отца, после чего двери родового поместья закрылись для него навсегда. Однако Руперта это нисколько не огорчило. Родителей своих, говоря по правде, он недолюбливал. Даже после кончины отца и старшего брата Генри не пожелал вернуться.
Возобновлять отношения с женой Генри, новоиспеченной леди Монтекью, у Руперта не было ни малейшего желания, уж тем более знакомить ее с Элеонорой. А поскольку эта леди ухитрилась заполучить поместье в наследство, даже не успев стать вдовой, Руперт не считал себя обязанным возвращаться.
Переезжать он не собирался и вполне был доволен своим положением. Вел простую скромную жизнь, до родового поместья, слава Богу, было более ста миль. На жизнь зарабатывал преподаванием латыни в школе для мальчиков на окраине городка Девайз. Руперт, разумеется, привык к другой жизни, но взаимная любовь компенсировала все мелкие неудобства. Они с Элеонорой были счастливы, и когда год спустя после свадьбы Элеонора родила девочку, радости их не было предела.
Элеонора родила одного за другим еще двоих детей, но оба младенца пришли в этот мир преждевременно и не прожили и недели. Осталась только Табита, и молодые родители с этим довольно быстро смирились. Тем более что девочка росла быстро и вскоре превратилась в прелестное создание.
К сожалению, их безоблачное счастье продолжалось недолго. Пришел январь, который надолго запомнился всем скорбью и горем. Через Уилтшир промчалась холера, не пощадившая и Девайз. Она унесла много жизней, в том числе Руперта и Элеоноры. Табита осталась круглой сиротой, и ее взяла к себе семья приходского священника Морвелла. Начались поиски родственников Табиты. У Элеоноры не осталось никого, она была единственным ребенком в семье, а родители ее давно скончались. Зато семью Руперта не составило труда отыскать. Между Морвеллами и леди Монтекью завязалась переписка, пока наконец леди не согласилась, несмотря на многолетнюю семейную размолвку, предоставить приют сироте.
Хоутон с Табитой провели ночь в придорожной гостинице. Табита так устала, что сразу после ужина Хоутон отвела ее на второй этаж спать. Утром она с трудом проснулась и снова влезла в карету, но путешествие, к счастью, близилось к концу.
Карета въехала в распахнутые ворота, сделанные из массивных железных прутьев, и покатила по обсаженной с обеих сторон деревьями немыслимо длинной подъездной дорожке. Девочку охватило любопытство, вялость и усталость куда-то улетучились, и она прижалась носом к стеклу окна кареты. Она знала, что в этом месте раньше жил ее папа, еще до того, как нашел маму. Знала она и то, что в это место папа почему-то не хотел возвращаться.
Хотя Руперт Монтекью редко рассказывал о своей жизни в Роксли, из его рассказов Табита поняла, что счастлив он здесь не был и что мама здесь никому не нравилась. Ей вдруг захотелось снова оказаться в семействе преподобного Морвелла, чье скромное жилище мало чем отличалось от дома ее родителей. И было сейчас так странно осознавать, что туда она навряд ли вернется.
Карета плавно вписалась в изгиб дорожки. Перед широко распахнутыми глазами Табиты предстал величаво раскинувшийся особняк ее предков, и девочка тихонько ахнула от изумления. Она привыкла к симпатичным, но более чем скромным загородным домикам их маленького городка, и ей даже во сне не могло пригрезиться место, в котором она сейчас оказалась.
Поместье Роксли было выдержано в строгом классическом стиле, без единой детали в духе готики или барокко в отличие от многих домов того времени. Построенное из темно-красного камня, оно выделялось на фоне бледно-голубого зимнего неба и выглядело как-то зловеще. Массивный особняк стоял в парке, глаз радовали ухоженные газоны, привлекали внимание многочисленные дубы и вязы. Всего этого с лихвой хватило бы, чтобы вселить чувство трепетной очарованности в детскую душу, однако Табита ничего не замечала вокруг, лишь громадный дом притягивал ее к себе как магнит. Оправившись от первого потрясения, девочка решила, что поместье может кого угодно отпугнуть своим мрачным видом. Ничего удивительного, что папе не хотелось тут жить, ведь у него был замечательный, наполненный светом загородный домик, где стены увиты вьющимися розами и нежно пахнущими глициниями.
К горлу Табиты подступил комок, и она, боязливо покосившись на Хоутон, украдкой смахнула слезы. К счастью, служанка ничего не заметила, поскольку засовывала в этот момент рукоделие в дорожную сумку.
Карета наконец со скрипом остановилась. Дверца распахнулась, и возникший в проеме кучер, осторожно подхватив Табиту под мышки, осторожно поставил ее на ступеньки парадной лестницы. Не успела Табита опомниться, как Хоутон взяла ее за руку, и девочка в мгновение ока оказалась на пороге распахнутых дверей. Массивные створки придерживал внушительного вида господин. Табита посмотрела на него с благоговейным страхом. Ее поразил огромный рост джентльмена и роскошное платье, в которое тот был облачен. Золотые пуговицы на темно-синем пиджаке ярко сверкали, на бриджах и чулках не было ни единого пятнышка.
– Латтерсби, это юная мисс, дочка господина Руперта. Ее светлость уже спустились вниз?
– Да, – процедил надменным, заносчивым тоном высокий джентльмен. – Она в китайской гостиной, принимает графиню Хантли.
Слуга повел их по коридору, мимо множества комнат, и Табита наконец начала различать приглушенный шум голосов. Голоса смолкли как раз в тот момент, когда они с Хоутон добрались до последней распахнутой настежь двери, поэтому их тут же заметили.
Табита, подавленная окружавшим ее великолепием, даже не попыталась высвободить руку, которую крепко сжимала Хоутон. Служанка продолжала тащить ее за собой, и девочка изумленно озиралась, потому что убранство комнаты было намного великолепнее, чем убранство прихожей и коридора. Повсюду преобладали белый, голубой и золотой цвета, начиная от пышных бархатных занавесей, обрамлявших высокие окна, и кончая роскошным ковром на полу.