– Когда я увидела тебя в таком виде, мне почудилось, что я – белая пленница, – Кэрол попыталась засмеяться, чтобы показать, что это всего лишь шутка. – Скажи, а навахо когда-нибудь крали белых женщин?

Ее голос дрожал от любопытства.

Сокол привык к этому вопросу. Всякий раз, когда женщина узнавала о его смешанной крови, она задавала его до или после того, как ложилась с ним в постель, и даже во время любовных ласк.

Он утвердительно кивнул:

– Белых женщин, мексиканок, апачей – всяких женщин. Совершенно неважно, какого они были роду- племени. Из-за того, что браки внутри клана запрещались, навахо иногда совершали набеги за женами.

Сокол опустился рядом с ней. Движение было плавным и неспешным, словно у змеи, скользящей в сухой траве.

– А что, если я буду сопротивляться?

Он без труда прочитал выражение, застывшее на лице девушки, – возбуждение от близости «опасного» полукровки. Губы его скривились в ленивой усмешке. Сокол придвинулся к Кэрол, и, приподнявшись, он грудью прижал ее к земле.

– Ты, как и все остальные, не так ли? Пьянеешь от мысли о «благородном дикаре», как кошка от валерьянки. – В его насмешке не было никакого осуждения, он всего лишь забавлялся. Крепкие пальцы Сокола обхватили запястья ее рук, вытянутых над головой. Зеленые глаза Кэрол светились от возбуждения. – Зов дикой природы, так ведь? Это придает остроты, а? Возбуждает сексуальные фантазии…

Скрытная девушка никогда бы не призналась в подобных мыслях, но Сокол не стал ждать, пока Кэрол начнет притворно отрицать, что они вообще когда-либо приходили ей в голову. Ее полураскрывшиеся губы сами сказали все, что ему было нужно знать, и Сокол прильнул к ним, чтобы напиться их зовущей сладости. Колено юноши вклинилось меж ног Кэрол и раздвинуло их. Кэрол изогнулась дугой, принимая его в себя, и с ее губ сорвался алчный, стонущий вскрик, заглушенный поцелуем Сокола. Приподнявшись на руках, он вдвинулся еще глубже в ее тело.

Какой-то частью сознания Сокол, словно наблюдая со стороны, отмечал контраст между белизной ее атласной кожи и бронзовым оттенком своей. Но скоро этот отстраненный наблюдатель исчез, изгнанный нетерпеливым ритмом, с каким двигались бедра девушки, приглашая Сокола к яростным толчкам. Сокол намеренно отодвигал миг удовлетворения, дожидаясь, пока Кэрол первая достигнет его. И только услышав вскрик Кэрол, он содрогнулся от неистового взрыва, пламенем пробежавшего по жилам. Судорога наслаждения еще несколько раз прошла по его телу, постепенно затихая.

Он лежал на ней, тяжело дыша, затем, собрав силы, вытянувшись, лег рядом, чтобы дать успокоиться неистово стучащему сердцу. Кэрол перевернулась на бок и уютно свернулась возле него. Ее рука по- хозяйски скользнула на грудь Сокола в безмолвном утверждении собственничества.

– Скажи, что любишь меня, Сокол, – приказала девушка хриплым, дрожащим голосом.

Оба они только что испытали общее удовлетворение, как это неизменно бывало всегда у Сокола с женщинами, но требование Кэрол вызвало в его глазах проблеск удивления.

– Что такое любовь? – ворчливым тоном поинтересовался он. – Навахо не верит в «романтическую» любовь, какой ее понимают белые.

Сокол давно подметил, что это слово легко и свободно употребляют применительно к доброй полусотне самых различных чувств и жизненных ситуаций. Любовью называют сексуальное желание. Если человеку нравится что-то, то он и это называет любовью. Заботиться о ком-то – это тоже любовь. Несколько раз Сокол просил своих собеседников, помянувших любовь в разговоре, определить, что значит сие слово. И всегда выходило так, что под личиной любви скрывалось какое-то другое чувство.

Эта пресловутая романтическая любовь всегда казалась ускользающей – неосязаемой, неуловимой и неопределимой. И Сокол пришел к выводу, что ее не существует. Он взвесил оба отношения к женщинам – навахо и белых людей – и заключил, что отношение навахо намного разумнее.

– Как же в таком случае навахо выбирает себе жену? – засмеялась Кэрол, уверенная, что он говорит несерьезно.

– Он судит по тому, есть ли в женщине качества, которые он ищет. Жена, естественно, должна уметь готовить и следить за домом. Она должна быть такой, чтобы мужчине хотелось спать с ней. Она, конечно же, должна быть сильной и здоровой, способной принести ему детей и работать вместе с ним.

Все эти качества он находил в Кэрол. И, кроме того, у нее было одно преимущество: она знала, кто он. Немаловажным он считал и то, что они знакомы практически всю жизнь, это, по его мнению, создавало прочный фундамент для будущего. Но время сделать ее своей женой еще не настало. В будущем году, закончив университет и получив степень, он женится на ней.

– Какой шовинизм! – воскликнула в возмущении Кэрол. – Стряпать, стирать и вынашивать детей – совсем не мой идеал семейной жизни. Я хочу от замужества гораздо большего.

Сокол заглянул ей в глаза, читая в них, как в раскрытой книге. Он понял, что Кэрол сейчас представляет себе Кэтрин Фолкнер, всезнающую и умудренную опытом матрону, первую леди Феникса. Это обеспокоило его, но лишь на миг.

– Шовинизм? Да среди навахо царит матриархат. У мужчины нет ничего своего, кроме одежды и седла. Все остальное – земля, дом, домашний скот – принадлежит его жене. Он просто работает на нее, – объяснил Сокол с ленивой улыбкой.

– Вот это звучит гораздо лучше, – Кэрол прижалась поближе к нему, но Сокол, увидев, как солнце, клонящееся к закату, удлинило тени на земле, вскочил и потянулся за набедренной повязкой и джинсами.

– Я так и думал, что это может тебя привлечь, – он оглянулся через плечо. Кэрол все еще лежала, потягиваясь, как самодовольная белая кошка. Она жадна и избалованна, но это его не тревожило. Он знает, как с ней управляться.

– Лучше бы тебе одеться, – посоветовал Сокол.