Из лагеря IV спускались медленно, так как носильщик Махди нуждался в постоянной врачебной помощи. В связи с этим замедлением спуск группы альпинистов был задержан на один день.

Мы, находившиеся в базовом лагере, Цанеттин, Анджелино, Виотто, Ата Улла и я, не имея никаких сообщений сверху, жили догадками. Штурмовая группа, видимо, не имела времени установить с нами связь, а другие альпинисты в лагерях на ребре были лишены возможности сообщить нам что-либо, так как не имели связи с группами из лагерей VIII и IX. Это объясняется тем, что наши портативные радиостанции действовали только на прямой видимости, между так как лагерь VIII был скрыт от остальных лагерей плечом ребра.

Весь день 31 июля мы провели в тревожном ожидании. Постоянно дежурили у радиостанции и вели беспрерывное наблюдение через подзорную трубу за плечом ребра.

Последнее сообщение сверху, как я говорил, мы случайно получили от носильщика, спустившегося несколько дней назад в базовый лагерь после падения.

Таким образом, случилось так, что в течение четырех дней – до 1 августа – мы не имели никаких вестей сверху. Единственным успокоением было то, что погода в эти дни стояла на редкость хорошая. В случае происшествия к нам кто-нибудь бы спустился, чтобы нас проинформировать.

Около 9 часов утра 1 августа наблюдатели обнаружили двух альпинистов, спускающихся с плеча, час спустя – еще двух и за ними еще нескольких человек. Видимо, штурм вершины был завершен, но с какими результатами?

Весь день мы наблюдали за спуском альпинистов, а когда они подошли к лагерю, начали пускать ракеты, чтобы обратить их внимание.

Как бы сейчас ни обстояло дело, одно было ясно: если вершина не взята, то в ближайшие дни не может быть и речи о повторении попытки. Почти два месяца альпинисты в исключительно тяжелых метеорологических условиях подготовили путь по ребру Абруццкого, и даже самые сильные из них нуждались в хорошем и длительном отдыхе. План штурма пришлось неоднократно изменять, потому что длительные периоды непогоды задерживали транспортировку грузов и, несмотря на наличие подъемников, в значительной степени облегчающих доставку грузов, в высотных лагерях ощущался некоторый недостаток в снаряжении. Приходилось уменьшать продовольственные и кислородные запасы в верхних лагерях; количество грузов, предназначенных для переброски на плечо, пришлось уменьшить до предела. Туда было доставлено лишь то, что обеспечивало только одну попытку штурма двумя альпинистами. Ввиду чрезмерной усталости альпинистов единственным выходом была бы организация «молниеносного штурма» при условии, что погода продержится еще некоторое время.

Если попытка штурма вершины сейчас не удалась, то у нас осталась еще одна возможность, которую я уже продумал, – совершить попытку в сентябре при возможной частичной замене чрезмерно уставших и изнуренных длительной тяжелой работой альпинистов. Но все это вызвало бы цепь серьезных осложнений.

В течение дня мы несколько раз поднимались по средней морене до верхнего конца ледника Годуин Оустен, откуда хорошо виден путь спуска с К2. Мы были убеждены, что несколько человек все же должны спускаться. Но прошла середина дня, а никто не пришел со сведениями сверху. Мы были поражены этим и одновременно стыдились самих себя за то, что не сразу решились подняться по ребру навстречу, даже подвергаясь риску, что в палатках наших товарищей не найдем места для ночлега.

И вот в то время, как мы кончали обедать, внезапно раздались возбужденные голоса. Мы выскочили из палаток и увидели вдали двух альпинистов, которые, часто отдыхая, спускались с морены. Мы побежали им навстречу, в спешке спотыкаясь о камни, и, наконец, добежали до них. Один из товарищей бросился мне навстречу и с радостью закричал:

– Победа, победа, да, да, победа!

Со слезами на глазах мы обнимали Рея и Флореанини, которые спустились первыми, чтобы передать нам долгожданное сообщение о результатах штурма и состоянии участников.

– Все здоровы и в целости? – спросил я тревожно.

– Все в порядке! Все находятся сейчас в пути между лагерями V и IV и будут здесь, наверное, завтра!

Я был слишком возбужден, чтобы уснуть в эту ночь. Почти до самого утра я находился в большой общей палатке и ожидал следующих сообщений. Под утро я ушел в свою палатку и только закрыл глаза, как услышал, что меня кто-то зовет:

– Вы идете навстречу спускающимся? – обратились ко мне.

– Конечно, сейчас, – крикнул я и выскочил из мешка, который не успел еще нагреться.

Ночью выпал снег и морена исчезла под двухметровым слоем свежего снега. Ущелье ледника Годуин Оустен было закрыто морем облаков. Идя по обычному пути, маркированному флажками, мы направились к лагерю I, прошли зону трещин и сераксов, вышли на боковую морену, по которой поднялись до вертикально поднимающихся скал, и только хотели выйти из-под стены, как услышали страшный шум, идущий, как нам показалось, с другой стороны ущелья.

– Лавина! – крикнул кто-то. – И какая большая…

Туман закрыл изрезанные склоны Броуд-пика, откуда часто сходят лавины, и мы не могли видеть, откуда она идет. Только мы хотели продолжать свой путь, как вдруг перед нами в воздухе пролетели громадные глыбы скал и льда. Как снаряды, врезались они в сераксы и морену, разбивая вдребезги все встречавшиеся на пути препятствия. Парализованные неожиданностью и страхом, мы остановились. Сойди лавина на несколько минут позже, она закрыла бы нас всех. Между тем мы на этом месте никогда не наблюдали камнепада и лавин, хотя в течение нескольких месяцев почти ежедневно проходили этот путь в обоих направлениях.

Мы осторожно продолжали наш путь и, когда, наконец, дошли до места, откуда тропа сворачивает к лагерю I, посмотрели вверх, не спускается ли кто-нибудь, но никого не было видно.

Укрывшись от ветра и начинающегося снегопада среди больших камней, мы ждали несколько часов, а под вечер вернулись в базовый лагерь, строя тысячи предположений о причинах задержки наших товарищей в высотных лагерях.

Через полчаса после возвращения в лагерь один из балти доложил о приходе двух альпинистов. Мы выбежали им навстречу. Это были Компаньони и Лачеделли с обожженными солнцем лицами, с которых