— Не вой, кости целы…

Не знаю, кто из нас обрадовался этому больше.

— Куда жучки понатыкал? — спросил я.

— Ты считаешь, что жучками у нас занимаются полковники?

— Извини, ошибся. Полковники убирают каюты, жучки ставят генералы. Кто твой генерал?

— Болтай-болтай, через час тебя отсюда вышвырнут. И от меня зависит, куда тебя вышвырнут — на Фаон или в открытый космос.

— Если в космос, то я возьму тебя с собой. Одному в космосе скучно. Кстати, вышвырнуть меня можно только через три дня. «Закон об убежище». Знаешь?

«Закон об убежище» запрещал депортировать меня без решения суда до тех пор, пока не закончится срок «предоставления убежища». Арендованная на три дня каюта, по космическим законам, являлась полноправным «убежищем». А судьи на Терминале нет — это известно всем.

— Здесь я — закон! — сказал он, но крайне неуверенно, потому что понимал, что сказал полную чушь.

Но как бы в подтверждение его словам, в дверь каюты начали ломиться. Пришлось действовать молниеносно: я подсоединил его комлог к своему и стал настраивать связь. Зейдлицу я пояснил:

— Через минуту все будет скачано. Еще через полминуты информация уйдет к Шефу. Там ее расшифруют. Впрочем, не уверен, что вся она зашифрована — или, скажем так, хорошо зашифрована. Потом вышвыривайте меня куда хотите…

Зейдлиц побледнел, его глаза, как мне показалось, наехали друг на друга.

— Прекратите! Даю слово, вас не тронут!

— Да неужели!

— Слово офицера, — подтвердил он, сумев, несмотря на волнение, придать фразе некоторую торжественность.

Я ему поверил. В открытый космос мне не хотелось. Комлог остановил программу.

За дверью, сквозь грохот ударов, послышался тихий всхлип завхоза: «Не ломайте, я сейчас открою.».

Черт, я забыл, что каюты на космических станциях нельзя запереть изнутри полностью. Вовремя я взял с полковника слово…

Дверь распахнулась. Отбросив тележку в сторону, в каюту влетели два здоровенных лба и бросились крутить мне руки. У одного из них оказалась очень крепкая челюсть.

— Оставьте его! — скомандовал Зейдлиц.

За что я люблю ГП, так это за дисциплину. Мордовороты нехотя отступили.

— Наручники! — И Зейдлиц позвенел кандалами.

Я отцепил его от койки. Наручники он забрал с собой.

— На память, — пояснил он. — Очистите его комлог! — прозвучала команда, которой я боялся больше, чем открытого космоса. Но он, как ни странно, имел в виду уничтожение информации, а не копирование. Ну точно — человек чести. В наше время (обожаю это выражение!) сакраментальное «вас не тронут» означает не только целые кости, но и целую память, включая внешнюю. Запасная копия содержимого памяти комлога у меня имелась — там, где даже Шеф не найдет. Но делиться памятью я не хотел ни с кем.

Чистка комлога заняла две минуты.

— Даю вам сутки, чтобы убраться отсюда, — сказал мне Зейдлиц. Подумав, добавил: — Я хотел с вами поговорить серьезно, но вы сами все испортили…

Мордовороты ушли вместе с ним.

— А вы беспокойный постоялец, — поцокал языком завхоз.

— Обещаю больше не устраивать вечеринок.

— А у вас будет на них время? — усмехнулся он.

Я остался один. Что он там говорил? Полковники жучки не устанавливают? Сканирование каюты подтвердило и эти слова. Еще немного, и я его зауважаю. Не дожидаясь этого момента, я посмотрел, не успел ли комлог что-нибудь передать на Накопитель.

Не успел. Обидно.

Я растянулся на дальней от двери нижней койке и ушел в размышления.

Что я могу успеть за одни сутки? К пилотам и, конечно же, к кораблю меня не подпустят. От стюардессы Анны толку мало, тем более что дылды не в моем вкусе. Сведенов скоро вынырнет на Терминале Фаона, если он действительно отправился на Фаон. Ссадина на правой кисти давала повод сходить к доктору Трюффо, но давала ли она повод поговорить с ним о Сведенове? Вряд ли…

Так, что еще есть в запасе? В запасе был Мартин — физик Дин Мартин. И физик Нибелинмус. Нибелинмус сотрудничает с ГП и сотрудничает давно. Встречал его кто-то из гэпэшных боссов, но не Зейдлиц. Зейдлиц почему-то держится особняком. Знакомая привычка. Шеф тоже не любит показываться на глаза клиентам, он никогда не участвует в расследовании в открытую. С другой стороны, два полковника на одну кражу — это многовато. Следовательно, Зейдлиц здесь главный, и он не просто из ГП, он — из ДАГАРа. ГП — это только прикрытие, что в общем-то было ясно с самого начала, — ведь Джулия Чэпмэн подслушала слова Нибелинмуса о «дальней разведке», а не о Галактической Полиции.

Вернемся к Дину Мартину. Давно ли Нибелинмус привлек его к сотрудничеству с ДАГАРом? Я по- прежнему был убежден в том, что Мартин взял кристаллозапись не для ДАГАРа — как и в том, что Нибелинмус не подозревает его в краже. Предположим, ему станет известно, что запись взял Мартин. Что тогда? Поругает и простит. А если о краже записи станет известно полковнику Зейдлицу? Не позавидую я Мартину… Итак, у меня есть тема для бытового шантажа.

Но собственно о Мартине мне было известно пока что мало. Первым делом я восстановил уничтоженные Зейдлицем данные. Мою-то память он не стер, и двадцатисимвольный пароль к индивидуальному локусу я помнил так же хорошо, как и собственное имя. Затем я настроил поиск на Дина Мартина, физика двадцати восьми лет отроду. Оставалось только ждать — и ждать долго, если необходимые сведения хранятся на Накопителе Земли.

Доктор Трюффо оказался сухощавым стариканом с вытянутым, обтянутым пергаментной кожей лицом. Он осмотрел мою кисть, без рентгена определил, что кости целы, залепил костяшки пластырем и спросил, об кого я разбил кулак. Что-то меня дернуло ответить, что об фельдшера Иванова. Трюффо попросил сжать кисть в кулак, взял мою руку за запястье и потряс.

— Я не слышал, что бы Иванов поступал в реанимацию, — сказал он, недоверчиво глядя мне в глаза. Я ответил, что промахнулся и попал по стене.

— Вон, видите, даже вмятина осталась. — Я указал на нечто, что сошло бы за вмятину.

— Он вас обидел?

— Нет, — отвечаю я, — моего друга, господина Сведенова. Он обратился к Иванову за помощью сегодня, в первой половине дня.

— Кажется, знакомое имя…, — потерев жесткий небритый подбородок, сказал Трюффо.

— Точно! — кивнул я. — Сведенов был у вас месяц назад. Вы ему прописали какие-то успокоительные. Мой друг тяжело переносит полеты, у него непреходящая депрессия, и еще он постоянно переживает за свой груз — картины, антиквариат там всякий… Он не сказал вам, что торгует картинами?.

— Не помню, что бы он упоминал свою профессию. — ответил Трюффо. — Не уверен, что виновницей депрессии является его профессия. Вероятно, ваш друг не слишком с вами откровенен.

— В самом деле?

— Да, и передайте ему, что против его пагубной привычки существуют другие средства, нежели транквилизаторы. Даже как временная замена они в большинстве случаев бесполезны. Предложите ему найти хорошего специалиста.

К совету найти хорошего специалиста врачи прибегают с таким упорством и с таким постоянством, что я с некоторых пор считаю врачей самыми скромными людьми на свете. Я пообещал, что постараюсь повлиять на Сведенова.

— Хотя он редко меня слушает, — добавил я с горечью.

— Такие люди редко кого слушают, — заметил Трюффо, — пока не загонят сами себя в тупик.

Я с готовностью согласился.