большемъ порядк?, ч?мъ у той сволочи, которая родила тебя на св?тъ. Съ посл?днимъ словомъ, онъ такъ яростно швырнулъ въ пастуха лежавшій вблизи хл?бъ, что сплюснулъ ему носъ. Не охотникъ до шутокъ. пастухъ, не обращая вниманія ни на коверъ, ни на скатерть, ни на об?давшихъ господъ, схватилъ Донъ- Кихота об?ими руками за горло съ такимъ остервененіемъ, что по всей в?роятности задушилъ бы его, еслибъ на помощь своему господину не подосп?лъ Санчо. Взявши пастуха сзади за плечи, онъ опрокинулъ его навзничь, перебивши при этомъ посуду и перевернувши на стол? все вверхъ дномъ. Освободясь изъ когтей пастуха, Донъ-Кихотъ вскочилъ къ нему на животъ; и окровавленный, измятый кулаками Санчо, несчастный противникъ рыцаря искалъ вокругъ себя ножа, чтобы пырнуть имъ Донъ-Кихота; но каноникъ и священникъ усп?ли припрятать всякое оружіе. Цирюльникъ же умудрился какъ то такъ устроить, что Донъ-Кихотъ опять очутился подъ пастухомъ, и тогда то посл?дній, въ отмщеніе за собственную кровь, окровавилъ, въ свою очередь, физіономію рыцаря.
Глядя на эту сцену, священникъ и каноникъ надрывали со см?ху животы; стр?льцы тоже хохотали до упаду, и этотъ единодушный см?хъ увеличивалъ ярость сражавшихся, озлобляя ихъ, какъ грызущихся собакъ. Одинъ Санчо былъ угрюмъ, удерживаемый прислугой каноника, не пускавшей его подать помощь своему господину.
Между т?мъ какъ одни см?ялись, а другіе дрались, въ пол? неожиданно послышался заунывный звукъ трубы, привлекшій общее вниманіе. Особенно поразилъ онъ Донъ-Кихота. Лежа подъ пастухомъ, почти изуродованный градомъ сыпавшихся на него кулаковъ, онъ забылъ въ эту минуту о мщеніи, сгарая нетерп?ніемъ узнать причину услышанныхъ имъ звуковъ. «Чортъ,» сказалъ онъ своему противнику; «называю тебя чортомъ, потому что ты не можешь быть ник?мъ инымъ; если ты такъ храбръ и силенъ, что можешь торжествовать надо мной. Пусти меня на одинъ часъ, потому что этотъ жалобный звукъ должно быть зоветъ меня къ какому-то приключенію.» Пастухъ, утомленный столько же наносимыми имъ, сколько и получаемыми ударами, въ ту же минуту покинулъ своего противника. Освободившись отъ пастуха, Донъ-Кихотъ обтеръ лицо и повернулъ голову въ ту сторону, гд? слышался трубный звукъ, зам?тилъ вдали н?сколько лицъ, спускавшихся, какъ кающіеся гр?шники, въ б?лыхъ одеждахъ, съ холма. Нужно сказать, что этотъ годъ былъ страшно сухой, почему въ Испаніи повсем?стно совершались молебствія о ниспосланіи дождя, и теперь крестьяне сос?дней деревни устроили священное шествіе къ часовн?, построенной на небольшой гор?, возвышавшейся вблизи села.
Донъ-Кихотъ, видя странную одежду молящихся и забывая, что онъ видитъ ее въ тысячу первый разъ, вообразилъ себ?, что онъ видитъ какое-то новое приключеніе, и что ему одному, какъ странствующему рыцарю, суждено привести его къ концу. Въ особенности его уб?дило въ этой химер? то, что покрытая трауромъ статуи Мадонны показалась ему высокой дамой, увозимой въ пл?нъ какими то дерзкими изм?нниками. Вообразивши это, онъ въ ту же минуту поб?жалъ къ мирно пасшемуся на лугу Россинанту, быстро ос?длалъ его, отстегнулъ отъ арчака забрало и щитъ, спросилъ у Санчо мечь, и зат?мъ громкимъ голосомъ сказалъ изумленной компаніи: «теперь, господа, вы уб?дитесь, какое неоц?ненное благо для міра составляютъ странствующіе рыцари. Теперь вы скажете, достойны ли они всеобщаго уваженія?» Съ посл?днимъ словомъ онъ сжалъ бока Россинанта — шпоръ у рыцаря на этотъ разъ не оказалось — и крупной рысью, потому что Россинантъ не мастеръ былъ, кажется, галопировать, по крайней м?р? его ни разу не вид?ли галопирующимъ во все время его странствованій, — поскакалъ на встр?чу священной процессіи, не слушая священника, цирюльника и каноника, старавшихся удержать его. Не остановилъ его и голосъ Санчо, кричавшаго изо вс?хъ силъ: «что вы д?лаете, куда вы скачете, господинъ Донъ-Кихотъ. Какой чортъ бунтуетъ васъ противъ святой нашей католической в?ры? Одумайтесь! в?дь это движется духовная процессія». Напрасно, однако, Санчо надрывалъ себ? легкія, господинъ его твердо р?шился напасть на б?лыя привид?нія. Видя передъ собою только эти мнимыя привид?нія, онъ не слышалъ ничего, что ему кричали, да врядъ ли услышалъ, и послушался бы въ эту минуту даже королевскаго призыва. Подскакавши къ духовной процессіи, онъ придержалъ Россинанта, давно уже ощущавшаго потребность перевести духъ, и сиплымъ, дрожащимъ голосомъ закричалъ: «остановитесь злод?и, закрывшіе свои преступныя лица! остановитесь и выслушайте то, что я вамъ скажу»
Слова эти поразили и остановили процессію; одинъ изъ четырехъ ксендзовъ, п?вшихъ литанію, пораженный странной фигурой Донъ-Кихота, видомъ несчастнаго Россинанта и всей, въ высшей степени см?шной, обстановкой рыцаря, отв?тилъ ему: «братъ! если теб? нужно что-нибудь сказать намъ, то поторопись, мы не можемъ останавливаться ни для какихъ разговоровъ или объясненій, если ихъ нельзя передать въ двухъ, трехъ словахъ».
— Я передамъ вамъ его въ одномъ, — отв?тилъ Донъ-Кихотъ; освободите сію же минуту эту даму. Ея траурное покрывало слишкомъ краснор?чиво говоритъ, что вы нанесли ей какое-то тяжкое оскорбленіе и теперь уводите ее въ пл?нъ. Я, какъ рыцарь, ниспосланный въ міръ попирать всякое зло, не позволю вамъ двинуться теперь ни шагу впередъ.
Донъ-Кихота, какъ и сл?довало ожидать, сочли за полуумнаго, вырвавшагося изъ дома сумасшедшихъ; и толпа, участвовавшая въ процессіи, принялась громко хохотать надъ нимъ. Но это окончательно взб?сило Донъ-Кихота, и онъ, не произнеся больше ни слова, напалъ на процессію. Тогда одинъ господинъ, отд?лившись отъ процессіи, вышелъ, съ палкою въ рукахъ, на встр?чу Донъ-Кихоту, и не смотря на то, что рыцарь нанесъ ему сильный ударъ мечомъ и разрубилъ на двое палку, онъ хватилъ его, однако, обломкомъ этой палки такъ сильно по плечу, что Донъ-Кихотъ безъ чувствъ свалился съ щитомъ своимъ на землю.
Санчо, б?жавшій весь запыхавшись за своимъ господиномъ, умолялъ теперь его противника пощадить несчастнаго, очарованнаго рыцаря, который въ жизнь свою не сд?лалъ и не пожелалъ никому зла. Но не ноль бы Санчо удержали руку, поразившую Донъ-Кихота, а несчастная фигура самаго рыцаря, лежавшаго недвижимо, какъ мертвый. Вообразивъ себ?, что несчастный рыцарь убитъ, испуганный противникъ его, подобравъ полы платья, пустился съ быстротою лани, безъ оглядки, б?жать черезъ поле. На помощь Донъ-Кихоту сп?шили между т?мъ вс? лица, сопровождавшія его въ пути, и толпа, составлявшая священную процессію, видя, что н?сколько челов?къ б?гутъ, въ сопровожденіи вооруженныхъ стр?льцовъ, прямо къ тому м?сту, гд? она остановилась, вообразила себ?, будто на нее хотятъ напасть, и приготовляясь къ защит?, построила родъ каре. Съ непокрытыми головами, вооружась, кто плетью, кто подсв?чникомъ, воины процессіи р?шились не только отразить нападеніе, но и сами напасть на врага, Судьба устроила однако д?ло лучше ч?мъ можно было ожидать. Въ числ? лицъ, составлявшихъ священную процессію, нашелся знакомый нашего священника, и случившаяся въ это время, какъ нельзя бол?е кстати, встр?ча старыхъ знакомыхъ положила конецъ недоум?ніямъ и страхамъ. Священникъ, какъ и сл?довало ожидать, тотчасъ же разсказалъ своему знакомому, кто такой Донъ-Кихотъ; и они подошли къ нему, чтобы удостов?риться: живъ ли этотъ злополучный б?днякъ, надъ которымъ причитывалъ Санчо, разсыпаясь въ этихъ отборныхъ фразахъ:
— «О, цв?тъ рыцарей, которому суждено было погибнуть отъ одного взмаха падки, на полупути такой блистательной жизни. О, гордость твоего рода, слава Ламанча и ц?лаго міра, преданнаго теперь на жертву злод?ямъ, которымъ безъ тебя некого и нечего будетъ страшиться. О, мужъ, превзошедшій щедростью вс?хъ Александровъ, вознаградившій меня за восьминед?льную службу мою великол?пн?йшимъ изъ острововъ, омываемыхъ волнами морей. О ты, смиренный съ великими и дерзновенный съ смиренными, презиравшій опасностями, претерп?вавшій оскорбленія, влюбленный самъ не знавши въ кого, бичь злыхъ, подражатель праведныхъ, врагъ развращенныхъ, словомъ странствующій рыцарь — и большей не нужно теб? похвалы.»
Эти возгласы привели въ себя Донъ-Кихота. Онъ открылъ глаза и проговорилъ слабымъ голосомъ: «тотъ, кто живетъ вдали отъ васъ, Дульцинея Дульцин?йшая, подверженъ большимъ страданіямъ. Помоги мн?, другъ мой Санчо, взобраться на мою очарованную колесницу; я не могу теперь опереться на стремена, потому что у меня разбито плечо.»
— Это я сд?лаю всего охотн?е, дорогой господинъ мой, отв?тилъ Санчо; — и отправимся-ка домой вм?ст? съ этими господами, желающими вамъ всякаго добра. Тамъ, мы приготовимся въ третьему вы?зду, который, быть можетъ, будетъ славн?е и благопріятн?е для насъ.
— Санчо, ты говоришь золотыя слова, сказалъ ему Донъ-Кихотъ; мы, д?йствительно, ничего лучшаго не можемъ придумать, какъ переждать дурное вліяніе зв?здъ, тягот?ющее надъ нами теперь.
Священникъ, каноникъ и цирюльникъ въ одинъ голосъ согласились съ Донъ-Кихотомъ, посл? чего, посм?явшись немного надъ Санчо, они пом?стили рыцаря на его очарованную колесницу и, простившись съ
