Старик угодливо объяснил;

— Сейчас я буду вам сказать Ваш сын, ему был нужен немного деньги, а я знал, что вы добрая мать, и давал ему, сколько ему было нужно, — самый пустяк.

Она вся дрожала

— Но почему же он не попросил лучше у меня?

Еврей начал пространно объяснять, что речь шла о карточном долге, который надо было заплатить на следующий день, и что никто бы не дал взаймы Полю, как несовершеннолетнему, «честь молодого человека был бы загублен», если бы не «маленький одолженьице», оказанное им

Жанна хотела позвать барона, но от волнения ноги не слушались ее. Наконец она сказала ростовщику:

— Будьте любезны позвонить.

Он колебался, боясь ловушки. Затем пробормотал

— Я могу приходить потом, если вам неудобно.

Она отрицательно покачала головой Он позвонил, и они стали ждать, сидя молча друг против друга

Барон сразу же, как пришел, понял положение Расписка была на полторы тысячи франков. Он уплатил тысячу и сказал, глядя в упор на ростовщика:

— Смотрите, больше не являйтесь

Тот поблагодарил, поклонился и исчез.

Дед и мать тотчас же отправились в Гавр; но, приехав в коллеж, они узнали, что Поль целый месяц не являлся туда. Директор получил четыре письма за подписью Жанны, где сообщалось о болезни Поля, а затем о состоянии его здоровья; ко всем письмам были приложены свидетельства от врача, разумеется, подложные, как и все остальное.

Оба были сражены и застыли на месте, глядя друг на друга.

Директор выразил огорчение и проводил их к полицейскому комиссару. Они остались ночевать в гостинице.

На следующее утро молодого человека нашли у местной проститутки. Дед и мать увезли его в Тополя, и всю дорогу никто из них не проронил ни слова Жанна плакала, уткнув лицо в носовой платок. Поль с равнодушным видом смотрел по сторонам.

В последующую неделю обнаружилось, что за три месяца он наделал долгов на пятнадцать тысяч франков. Кредиторы не спешили объявляться, зная, что он скоро будет совершеннолетним.

Никаких объяснений не произошло. Решено было подкупить его добротой. Его закармливали деликатесами, нежили, баловали. Дело было весной; несмотря на все страхи Жанны, ему наняли в Ипоре лодку, чтобы он мог, когда хотел, кататься по морю

Лошади ему не давали, боясь, что он опять поедет в Гавр.

Он слонялся без дела, раздражался, иногда грубил. Барона беспокоило, что он не кончил курса. Жанна сходила с ума при мысли о новой разлуке и все-таки задумывалась над тем, как с ним быть дальше.

Однажды вечером он не вернулся домой Выяснилось, что он вышел в море на баркасе с двумя матросами. Обезумевшая мать ночью с непокрытой головой побежала в Ипор.

На берегу несколько человек поджидали возвращения судна.

Вдали показался огонек. Он приближался, мигая. Поля на борту не оказалось. Он высадился в Гавре.

Сколько ни искала полиция, найти его не удалось. Проститутка, у которой он скрывался в первый раз, тоже исчезла бесследно, продав обстановку и уплатив за квартиру. В комнате Поля в Тополях обнаружили два письма от этой особы, из которых явствовало, что она без ума от него. Она предлагала ему уехать в Англию, для чего, по ее словам, добыла нужные средства.

Трое обитателей старого дома ходили угрюмые и молчаливые, живя в мрачном аду душевных пыток. Волосы Жанны, и без того седые, побелели совсем. Она задавала себе наивный вопрос: за что ее так наказывает судьба?

Она получила письмо от аббата Тольбиака:

«Сударыня, десница божия покарала вас. Вы отняли у господа свое дитя; он, в свой черед, взял его у вас, чтобы отдать проститутке. Неужто этот урок, преподанный вам свыше, не вразумит вас? Милосердие господне беспредельно. Быть может, господь помилует вашу если вы вернетесь к нему и падете перед ним ниц. Я, его смиренный слуга, отворю вам дверь его обители, когда вы постучитесь в нее».

Долго сидела она, опустив это письмо на колени. Быть может, священник говорил правду? И все религиозные недоумения вновь принялись терзать ее совесть. Может ли бог быть мстителен и завистлив, как люди? Но если он не покажет себя завистливым, никто не устрашится его и не станет поклоняться ему. Возможно, он обнаруживает перед смертными свойственные им чувства для того, чтобы мы лучше познали его. Трусливое сомнение, толкающее в церковь колеблющихся, смятенных, проникло в нее, и однажды вечером, когда стемнело, она украдкой побежала в церковный дом и, припав к ногам тощего аббата, стала молить об отпущении грехов.

Он обещал ей половинное прощение, ибо бог не может излить всю свою благодать на кров, под которым находит приют такой человек, как барон.

— Вскоре вы ощутите, — заверил он, — плоды божественного милосердия.

И в самом деле, два дня спустя сын прислал ей письмо; в помрачении от горя она восприняла его как поворот к лучшему, обещанный аббатом.

«Дорогая мама, не беспокойся обо мне. Я нахожусь в Лондоне, вполне здоров, но очень нуждаюсь в деньгах. У нас не осталось ни гроша, и мы не каждый день бываем сыты. Спутница моя, которую я люблю всей душой, истратила все, что имела, — пять тысяч франков, — лишь бы не расстаться со мной. Ты понимаешь, что честь обязывает меня прежде всего возместить ей эту сумму. Будь так добра, не откажи одолжить мне тысяч пятнадцать из наследства, оставленного папой, так как все равно я скоро буду совершеннолетним. Ты выручишь меня из большого затруднения.

Прощай, дорогая мама, от всего сердца целую тебя, а также дедушку и тетю Лизон. Надеюсь, до скорого свидания.

Твой сын

виконт Поль де Ламар».

Он написал ей! Значит, он не забыл ее. Она и не подумала о том, что он просил денег. Надо послать ему, раз у него ничего не осталось. Какое значение имеют деньги! Он написал ей!

И она в слезах побежала с письмом к барону. Позвали тетю Лизон и перечитали слово за словом бумажку, говорившую о нем; обсудили каждое выражение.

Жанна мгновенно перешла от полного отчаяния к опьянению надеждой и горячо защищала Поля:

— Он вернется, скоро вернется, раз он написал нам!

Но барон, человек более уравновешенный, возразил:

— Все равно он нас бросил из-за этой твари. Раз он не задумался поступить так, значит, он любит ее больше нас.

Внезапная страшная боль впилась в сердце Жанны, и тотчас же в нем вспыхнула ненависть к любовнице, похитившей у нее сына, ненависть неутолимая, необузданная, ненависть ревнивой матери. До тех пор все ее мысли были сосредоточены на Поле. Она почти не думала о потаскушке, виновнице его заблуждений. Но слова барона сразу же напомнили матери о сопернице, показали ее роковую власть; она почувствовала, что между этой женщиной и ею начинается ожесточенная борьба, и осознала, что скорее согласится потерять сына, чем делить его с другой.

Вся ее радость разлетелась в прах.

Они послали требуемые пятнадцать тысяч франков и целых пять месяцев не получали больше вестей.

Потом явился поверенный урегулировать вопрос о наследстве, оставленном Жюльеном. Жанна и барон беспрекословно сдали все счета и даже отказались от права матери на пожизненное пользование имуществом. По возвращении в Париж Поль получил сто двадцать тысяч франков После этого он прислал за полгода четыре письма, давая краткие сведения о своей жизни и заканчивая холодными изъявлениями сыновних чувств. «Я работаю, — уверял он, — получил должность на бирже. Надеюсь как-нибудь приехать в Тополя и расцеловать вас, дорогие!»