— Это ты, Проломи-Бок? Где находится ваш господин?

Узнав говорившую по голосу, Проломи-Бок приветливо отворил настежь обе половинки ворот. Находившаяся на дворе прислуга с удивлением поглядывала на новоприбывшего юношу, шпоры которого звенели по камням двора. Узнав, что Канеллак находится на втором этаже, Эрминия шепнула что-то на ухо Проломи-Боку и пошла к старому барону.

Дверь во двор вдруг заперлась, и бедная жена Бигона, горько сожалея о своем любопытстве, очутилась среди одиннадцати негодяев, обычаи которых были ей уже немного знакомы, так как они-то ее и арестовали некогда в лесах Мессиака, когда она путешествовала с Иеронимом Паскалем. Их глаза блестели так выразительно, что не оставалось сомнения в их намерениях. Но прикрывая смущение наружным спокойствием, Инезилла уселась возле камина, где горел яркий огонь.

Проломи-Бок, игравший роль начальника этой банды, подошел к молодой женщине. Жена Бигона была молода и хороша, стройная, плечистая, как испанка, и огненная брюнетка, как истая гасконка. Покручивая усы, Проломи-Бок положив руку на огромный палаш, обратился к своим достойным сотоварищам со словами:

— Это моя горлица!

— Ну, в таком случае пусть она выпьет из твоего стакана, — хором ответила банда.

Инезилла поспешила налить вина в стакан Проломи-Бока и выпила, чокнувшись со всеми бандитами.

Все были в восторге от такой любезности.

Эрминия вошла к Канеллаку таким же уверенным и смелым шагом, каким в древности входил Александр Македонский в покоренный Вавилон. Молодая и прекрасная женщина, она знала, какое имеет влияние на старого любезника.

Де Канеллак только что расстался с Эвлогием, и поэтому расположение его духа было самое плохое. Но едва он увидел баронессу, которую сейчас же узнал по се густым локонам, как гнев его исчез быстрее летней мглы.

— Это вы! — воскликнул он. — Вы, в этот час, у барона де Канеллака?!

— Я погибла, барон! — ответила Эрминия с отчаянием.

— Вы погибаете, вы, которая, кажется, именно для того и создана, чтобы губить других.

— А между тем я сама погибаю. Но, ради Бога, поговорим серьезно: надо мной нависла большая опасность.

— Как это понимать?

— Выслушайте меня. Но прежде подумайте: меня делают преступницей из-за пустой шутки, которую я себе позволила.

— Я вас слушаю с глубочайшим вниманием.

— Вы знаете, что меня преследует ухаживанием граф Каспар д'Эспиншаль?

— Этот вертопрах, влюбленный во всех женщин Савойи.

— Не зная, как от него отвязаться, я пошла на хитрость: перенести войну на земли моего противника. Этот маневр в большом ходу у военных. Короче, я написала анонимное письмо к владельцу Мессиака, советуя ему более смотреть за своей женой, которую утешает молодой паж, пользуясь его отсутствием по случаю ухаживания за мной.

— О, этот молодой де Легард! Я догадывался… Красивый юноша, и Каспар д'Эспиншаль заслужил свою участь.

— Но я не могла даже думать, чтобы моя невинная, в сущности, шутка могла повлечь за собой такие ужасные последствия.

— Разве Каспар д'Эспиншаль уже убил свою жену и пажа?

— Этого не знаю. Но письмо мое как-то попало в руки моего брата, и этот безумец готов разбить мне голову, если случится беда с прекрасной мадам д'Эспиншаль.

Барон де Канеллак почесал нос.

— Гм! Теперь я все понял. Это то самое письмо, которое мне приносили часа два назад. Так! Тысяча чертей! Некто иной, как Эвлогий отдал его вашему брату.

— Эвлогий? Кто это?!

— Дикий человек, зверь дикий, ужасно много провинившийся против меня.

— Но более всего меня беспокоит, — продолжала Эрминия, — что я, по принуждению, уступая силе, написала второе письмо, в котором обрисовываю себя с самой дурной стороны и даю обещание уйти в монастырь.

Де Канеллак улыбнулся.

— Что же мне следует делать? — спросил он Эрминию.

— Я рассчитываю на вашу защиту. Дело очень серьезно. В эту минуту солдаты окружили мой дом и ищут меня. Телемак де Сент-Беат рискнет пойти на все! Спасите меня, барон.

— Ну, здесь у меня-то вы уже в безопасности!

— Да, но только в том случае, если вы заставите моего брата не вредить мне.

— Что же для этого надо сделать?

— Вы искренно желаете услужить мне?

— Эрминия! Вы знаете, как я вас люблю… Неужели вы сомневаетесь во мне?!

— Докажите мне вашу любовь, любезный барон, и я буду вам благодарна.

— Какого ждете доказательства?

— В эту минуту брат мой скачет в Мессиак. Садитесь сейчас на лошадь, возьмите своих людей, догоните его, отнимите письмо, которое он вынудил меня написать, и заключите его куда-нибудь в надежное место…

И слезы обильно полились из глаз кокетки.

Старый граф осыпал пламенными поцелуями ее ручки.

— Это очень кстати! — воскликнул он. — Мои люди совершенно готовы для похода, и притом мы собирались ехать именно в сторону замка Мессиак.

— А для меня найдется лошадь?

— Что?! Вы, в такую погоду, рискуете поехать с нами?!

— Отчего же не рискнуть, притом с вами я буду в безопасности. Но не будем тратить времени. Я Телемака знаю! Сент-Беаты родятся всадниками, как иные родятся поэтами. Я тоже из рода Сент-Беатов, и вы, барон, увидите, буду ли я последняя среди всадников.

Канеллак выбежал за дверь и крикнул:

— На лошадей!

Эрминия наклонилась к его уху и шепнула:

— Моя горничная, кажется, изменяет мне. Пусть она остается здесь под присмотром.

Проломи-Бок появился в дверях.

— Оставайся дома, — приказал ему граф. — И береги эту сударыню горничную.

Почтенный Проломи-Бок был чрезвычайно доволен данным ему поручением.

Инезилле ничего более не оставалось, как покориться своей участи и, скромно опустив глаза, идти за своим сторожем.

Спустя несколько минут вооруженный отряд выехал по тесной улице, направляясь из города по дороге в Мессиак.

Все всадники имели фонари. Проезжая мимо дома Эрминии, патруль остановил их вопросом: «Кто идет?»

Канеллак подъехал посмотреть, кто спрашивает, и узнал среди солдат Бигона.

— Как? Ты еще жив? — спросил он экс-купца.