положить ее в комнате этой особы.
Бигон почесал нос.
— Гм! — произнес он. — Будь эта книжечка только простым молитвенником, передача не затруднила бы меня. Но я подозреваю: в ней заключаются, кроме святых молитв, другие вещи, не столь благочестивые.
Каспар д'Эспиншаль улыбнулся.
— За передачу одного молитвенника ты бы и не получил десяти пистолей; молитвенник я бы мог сам передать.
— Ваши речи, светлейший граф, я давно заметил, отличаются всегдашней ясностью. Делать нечего, доверьте мне это дело, я попытаюсь.
Получив книжечку и оставшись один, Бигон принялся философствовать.
— Клянусь брюхом папы! Это неожиданная история. Но прежде всего посмотрим, где скрыта конфета? А, вот и конфета! Между листами книги… Гм! Граф мот и транжира первого сорта. Выдумал же пересылать письмо в такой дорогой книжке. Да за нее книгопродавцы в Перниньяне дадут двадцать пистолей. Двадцать и двадцать — составят сорок пистолей. Решено, я доставлю по адресу конфету-письмо, а книгу спрячу у себя.
Осторожный философ отправился разузнавать, где его господин? Прислуги ответили, что кавалер находится в парке с графом Шато-Моран. Из этого Бигон вывел заключение, что и ему следует идти в парк; по его убеждению, девицы не пойдут спать, не простясь с отцом и дядей. Едва он сделал десять шагов по аллее, как вдали показались белые платьица обеих девиц.
Бигон торопливо открыл Библию и важно принялся се читать, держа в левой руке письмо Каспара д'Эспиншаля. Он притворился глубоко погруженным в задумчивость. Молодые девушки прошли мимо. Одилия была на проходе рядом с Бигоном и держала в руке платок. Обе девушки расхохотались, заметив набожному человеку, что он читает впотьмах.
— Ах, извините, барышни, — кланяясь, произнес Бигон. — Я вас не приметил. — Ловким поворотом он принудил Одилию уронить платок и, поднимая его, докончил фразу: — Я молился. Но вот платок. Кому он принадлежит?
— Мне, мне! — ответила Одилия и спрятала платок в карман вместе с письмом Каспара д'Эспиншаля, которое было ловко завернуто в него. Похвалив себя за ловкость, слуга Телемака де Сент-Беата опасался теперь одного, как бы не пришлось Одилии развернуть платок ранее, чем она останется одна в своей комнате.
— Я объясню вам, уважаемые девицы, — забалагурил Бигон, — как люди читают впотьмах. На это необходима привычка. Я привык. Недаром же столько лет провел в рудниках в Пиренеях, принадлежащих моему господину Телемаку де Сент-Беату.
— Ах! Как я вам сочувствую! — воскликнула Одилия. — Ужасное, должно быть, положение человека, обязанного жить всегда под землей…
— Не так ужасно, как вы думаете. Когда мне необходим был свет, я брал в руки бриллиант, и он светил мне, как солнце.
— Там находились и бриллианты! Эти рудники просто волшебные…
— Почти волшебные. Но все надоедает, даже богатство. Вот если бы мне пришлось всю жизнь смотреть на такие прелестные лица, как ваши, это мне наверное бы не надоело.
Обе девицы, устрашенные таким веским комплиментом, убежали от Бигона, и скоро смех их раздался уже вдали в чаще деревьев. Бигон возвратился на двор замка.
— Ну, что же? — спросил его монах, внезапно остановившись около него.
— Ничего особенного! Вы должны мне десять пистолей — и только.
— Отчего же книжка еще в твоих руках?
— Это только клетка, птичка из нее улетела.
— Объяснись.
— С охотой. Надеюсь, вы вовсе не желали, чтобы девушка портила себе глаза, читая эти старосветские истории. — И Бигон рассказал, как он удачно исполнил возложенное на него поручение. Граф дал ему пятнадцать пистолей вместо обещанных десяти. Всю ночь, переодетый монахом, он прохаживался под окнами прекрасной Одилии. Только когда на рассвете люди, населяющие замок, начали пробуждаться, он тяжело вздохнул и удалился, прошептав: ухожу, но вернусь опять во что бы то ни стало.
В конюшне он оседлал своего мула и приблизился к Телемаку де Сент-Беату, когда тот прощался с Шато-Мораном. Обе молодые девушки глядели через окно.
— Да хранит вас Провидение! — произнес капуцин и не благословил старого графа.
Проехав мимо и потеряв из виду стены и башни рокверского замка Каспар д'Эспиншаль скинул рясу и, обращаясь к кавалеру, произнес:
— Ну, что? Разве я не предсказывал вам, чем кончится ваше путешествие?
Телемак де Сент-Беат опустил голову и не нашел ни слова для ответа.
XXIII
Мы не будем шаг за шагом следить за развитием любви, так внезапно вспыхнувшей в сердце Одилии. Одиночество, система воспитания, чтение романов Скюдери — все это было причиной того, что чрезмерно развитое воображение способствовало развитию страсти в сердце девушки. Теперь она уже знала, кто он, которого она полюбила всем сердцем. Письмо Каспара д'Эспиншаля заключало следующие строки:
«
Смелое, исполненное страсти письмо Каспара д'Эспиншаля произвело впечатление на Одилию; она заметно изменилась. Исчез румянец со свеженького личика, пропал аппетит. Она избегала общества отца и сестры и целыми днями блуждала по парку.
Однажды Одилия не явилась вовсе в залу. Встревоженный отец отправился к ней в комнату и нашел бедную девушку погруженной в глубокую меланхолию, до того слабой и бледной, точно ее завтра должны были класть в гроб.
— Что с тобой, дитя мое? — спросил граф.
— Ничего, — ответила она слабым голосом. — Но мне кажется, я умираю.
И колеблющимися шагами подошла к окну и грустно поглядела. Она надеялась увидеть еще раз того, которого любила. Но Каспар д'Эспиншаль целую неделю уже не показывался.
Шато-Моран попытался расспросить дочь о болезни, но Одилия отвечала уклончиво. Она решила лучше умереть, но не выдать свою тайну. Ненависть отца ко всем д'Эспиншалям была ей хорошо известна.
Призванный домашний доктор объявил болезнь опасной, но был не в состоянии оказать помощь. Бесполезные рецепты, им прописанные, только еще более увеличили огорчение Шато-Морана. Донат — интендант графа — явился с советом.
— Наш домашний доктор, — сказал он, — очевидно, не очень искусный человек. Осмелюсь предложить вашему сиятельству пригласить знаменитого Лагульфа.
— Кто он такой?
