— Но будь готов через час, — крикнул ему на прощанье Телемак де Сент-Беат.

Бигон был очень взволнован.

Черт побери! Неужели графу Каспару д'Эспиншалю наскучили услуги моего оригинального господина и в особенности мои? Это было бы худо! Я здесь только что начал недурно устраиваться. Дон Клавдий- Гобелет очень веселый собеседник; Мальсена я начинаю приручать, а Мамртинка сама приручилась. Мало этого, я собственник очень недурного домика, который получил романтическое имя «Роскошь дружбы». Жена моя сохнет от тоски; Паскаль позеленел от досады; словом, я теперь самый счастливейший человек в мире. И все это оставить. О, сумасшедший! Но подумав немного, Бигон сообразил!

«Быть может, это простая прогулка. У кавалера физиономия что-то чересчур весела. Ну, я понимаю! Мы едем с поручением в Клермон».

Увидев в окошке Телемака де Сент-Бсата, он рискнул спросить:

— Положить в чемодан парадное платье?

Телемак де Сент-Беат ответил, наклонив голову.

— Позволю себе заметить: полдень уже наступил.

— Так что же.

— Мы не успеем сегодня быть на месте.

— В таком случае переночуем в Пессоаре, а завтра будем ночевать в Сент-Аве.

— Как, ночевать в Сент-Аве!

— А тебе не нравится ночлег в этом месте?

— Я там никогда не был. Но странно! Что мы будем делать в Сент-Аве? — И Бигон качал головой, сильно усомнившись в географических познаниях своего барина.

Помолчав, он решился предложить еще один вопрос.

— Долго ли мы пробудем в дороге?

— Пять дней, — ответил кавалер.

Бигон даже подскочил от радости.

— Слава тебе, Господи! Очевидно, нас отсюда еще не выгоняют.

И бросившись в конюшню, приказал поскорее седлать Гектора и Мернотку. Оттуда пробрался к башне Монтейль и вошел в комнату Инезиллы.

— Какой нынче прекрасный день! Здоровы ли вы, милая madame Бигон.

Инезилла сидела на краю постели и плакала.

— Не ради ли грешков ваших, сударыня, вы сыпете этот жемчуг из ваших глаз? Если я угадал, то желаю, чтобы количество слез по крайней мере сравнялось с числом омерзительных грешков.

— Разве графа нет в замке? — вместо ответа спросила у мужа Инезилла.

— На что тебе знать?

— На то, что я очень скучаю, особливо с тех пор, как вижу тебя в замке, а граф обещал мне дать возможность оставить Мессиак, как только я изъявлю желание.

— Сомневаюсь в справедливости такого заявления; разве вы оказывали графу особенное внимание?

— Никто и не говорит, что он не пользовался этим особым вниманием.

Бигон иронически засмеялся.

— Ну, не полагаю, чтобы Каспар д'Эспиншаль был нежным голубком и ворковал с такой голубкой, как вы.

Инезилла бросила бешеный взгляд на насмешника и крикнула:

— Чудовище! Злодей!

— Ангел доброты и невинности! — кривляясь, ответил Бигон. — Да, вы называете себя ангелом в письме, писанном ко мне на прощание. Вероятно, еще не забыли содержания этого письмеца? В письме есть фраза: я чудовище и варвар, связанный смешным браком с ангелом невинности и кротости. Ах, кстати, мне не мешает сообщить вам, что Ироним Паскаль немедленно возвращается обратно к графу де Фоа.

— Вовсе это меня не интересует.

— Гм! Очевидно, наравне сохраняете верность как мужу, так и любовникам.

— Любовникам! Паскаль мой любовник?! Он только помог мне вырваться из твоих когтей. Я согласна лучше идти с чертом в ад, чем с тобою в рай, даже имей ты ключи от рая в своем кармане.

— От рая у меня нет ключей, но от этой башни ключ у меня. Мне и этого достаточно. Что касается черта, думаю, не вы, сударыня, следуете за ним, а он всюду путешествует за вами, или даже вернее: черт от вас не отступает ни на минуту.

— Вижу, метр Бигон, вы только затем и явились ко мне, чтобы осыпать меня оскорблениями.

— Что же делать! Ничего лучшего у меня для вас в сердце не имеется.

Инезилла бросилась в отчаянии на постель.

— Говори, что хочешь, а я буду спать.

— Спи, дорогой ангел! Если когда и случалось мне прерывать твой сон, то не беспокойся, теперь этого не случится.

— Вы меня никогда не любили! — сказала Инезилла тоном таким печальным и вместе страстным, что Бигон невольно вздрогнул.

— Вы, вы меня упрекаете! О, сударыня, я удивляюсь вашему благородству. Недостает только одного, чтобы вы сказали, что я с вами нечестно поступил.

— Я это именно и утверждаю.

— Верх бесстыдства! Не желаете ли объясниться, или проще: дай мне ответ сейчас же, как и пристойно арестованной.

— Я арестованная?

— Да, ты в заключении. Изволь-ка объясниться.

— А, в таком случае ничего не скажу. Вы человек без сердца!

— И не оспариваю. Но не вы ли мне в течение трех месяцев вырывали его по кусочку?

— Нельзя было вырвать, чего вы никогда не имели.

— Мое сердце было чересчур большое.

— О, если бы это было справедливо, дорогой мой Бигон, вы бы меня давно уже простили. Я более вытерпела, чем провинилась. Моя невинность…

— Твоя невинность! Господи! Да я тебя нашел чересчур даже сведущую.

Инезилла рыдала.

— И что ты можешь от меня требовать, дорогой муж мой? Я сирота, лишенная советов отца и матери. Могла ли я отличать добро от зла… Видишь: я рыдаю. Неужели и это не убеждает тебя, как я сожалею о своих заблуждениях.

— Черт побери! Сожаление ваше, сударыня, очень скоро родилось и потому, вероятно, не имеет глубоких корней.

— Ах, в тебе нет ни малейшего сожаления.

И ставши на колени на краю постели Инезилла протянула белые и роскошные руки к Бигону. Муж был взволнован и тронут.

— В тебе нет сожаления и доброты! Чего я от тебя требую? Единственно, прощения заблуждений моей молодости, ничего больше. Не требую, чтобы ты вернулся в мои объятия. О, нет! Помоги мне только выбраться отсюда, пойду в монастырь и заключу там мою жизнь, которую твоя жестокость сделала для меня ненавистной.

Честный Бигон, слыша эти жалобы, окончательно растрогался и засунул уже руку в карман, как будто хотел доставать пистоли.

Инезилла одержала победу. При виде волнения своего мужа она громко расхохоталась и лицо ее