— Прошу вас, ваше высочество, умоляю вас, поразмыслите…

— Я требую! — решительно проговорил регент.

— Повинуюсь! — поклонился де Тианж.

Де Салье был три раза дежурным в Пале-Рояле в течение одной недели, он был уверен, что на следующую ночь увидится с Дианой, и уведомил ее о своем приезде.

Получив же новое приказание от регента, он не хотел понапрасну подвергать беспокойству свою жену по случаю своего отсутствия, но никак не мог предупредить ее об этом с посланным, потому что никто из его слуг не знал убежища на острове. Поэтому маркиз решил съездить к ней сам, хотя времени до смены оставалось немного. Он велел оседлать лошадь и поскакал по дороге в Буживиль.

Диана не ожидала супруга так рано. При виде его она радостно вскрикнула, но скоро ей пришлось разочароваться: она узнала, что муж тотчас же уезжает и что она проведет одна эту длинную ночь в своей уединенной комнате. Надо было расставаться. Стояла удушливая жара. Большие черные тучи покрывали небо. Все предвещало скорую сильную грозу. Диана непременно хотела проводить мужа до берега Сены. У маркиза не хватило духа отказать ей в этом, и, взяв жену под руку, он повел ее по узкой тропинке к реке. Мало в отдалении следовал за супругами.

— Друг мой! — сказала Диана, — Мне всегда бывает грустно расставаться с тобой, но сегодня не знаю отчего мне еще грустнее обыкновенного. Ах! Если бы ты мог остаться со мной?

— Да, если бы я мог! — ответил маркиз со вздохом. — К несчастью, это невозможно, ты знаешь.

— Не брани меня, — продолжала Диана. — Но разве это моя вина, что я страдаю? Я не виновата, что мне так тяжело на сердце и хочется плакать! Твое отсутствие сегодня меня беспокоит сильнее, чем когда бы то ни было. Вместе нам нечего бояться, а врозь нам угрожает какая-то опасность. Ночь приближается, не случится ли с тобою несчастья в дороге?

— Не бойся ничего, милая Диана. Я верхом, при мне моя шпага.

— Одним словом, я неспокойна. Возьми мою руку… чувствуешь… у меня лихорадка…

— Успокойся, дитя мое! Тебя будет охранять Мало, наш верный, честный слуга, а завтра утром я возвращусь и снова скажу: я люблю тебя!

— До завтра еще так долго! Мне кажется, что эта ночь продлится без конца! Милый мой, скажи, придет ли то время, когда мы более не будем разлучаться?

— Скоро и даже очень скоро! — ответил де Салье.

— Ах! Благодарю Бога! Надежда, которую ты даешь, успокаивает меня. Где же мы тогда будем жить: здесь или в Париже?

— Нет, не здесь и не в Париже. Мы поедем в Швейцарию, в Италию, на край света в конце концов.

— На край света с тобой! — воскликнула Диана, бросаясь ему на шею. — Какое счастье! Одни, вдвоем навечно! Я с ума сойду от радости!

Супруги подошли к берегу Сены. Молнии так и сверкали. Вдали слышались глухие раскаты грома.

— Гроза приближается, — сказал маркиз. — Ступай скорее домой, милая Диана.

— Погоди еще, не так скоро. Я хочу видеть, как ты поедешь.

Де Салье кликнул перевозчика. Старик ожидал его. Он тотчас же взял веревку, и старый плот поплыл по реке, вода которой казалась свинцовой.

— Теперь, — сказал маркиз, — прошу тебя, иди поскорей. Ты едва успеешь дойти до дома, сейчас польет дождь.

— Поцелуй же меня еще раз.

Де Салье прижал Диану к груди, и вот молодая женщина скрылась между деревьями. Маркиз прыгнул на плот, в несколько минут переправился через Сену, сел на свою лошадь и помчался во весь дух по дороге в Париж.

Едва миновал он Буживиль, как гроза разразилась с полной силой, но, несмотря ни на ветер, ни на молнию, маркиз мчался, как вихрь. В девять часов, переодевшись, он был уже на дежурстве в Пале- Рояле.

Некий лакей, который, казалось, уже ждал его, подошел к нему:

— Вот письмо к вам, господин маркиз, — сказал он, отдавая запечатанный конверт. — Вас еще ожидает один господин, который желает поговорить с вами.

Де Салье бросил беглый взгляд на письмо. Рука, писавшая адрес, была ему незнакома, и потому письмо казалось ему неинтересным. Он не спешил открыть его и спросил:

— Сказал ли свое имя тот господин, который желает говорить со мною?

— Виконт де Фан-Авен! — ответил лакей.

— Ах! Милый мой маркиз! — воскликнул, входя, молодой бретонец.

Де Салье пожал Геркулесу руку.

— Быть может, вы удивлены, что я здесь в такой поздний час, — сказал последний. — Но, уверяю вас, тут нет ничего удивительного. Я был у вас сегодня три раза на улице Сен-Людовика и все не заставал вас дома. Туда я не смею к вам явиться, боюсь попасть не вовремя, а так как я хотел узнать о здоровье маркизы, то и пришел к вам сюда.

— Очень вам благодарен, мой милый Геркулес, жена моя совершенно здорова.

— Очень рад. Я к ней также привязан, как и к вам. Можете ли вы побеседовать со мною? Я никого не знаю в Париже и, признаться, скучаю. Бывают минуты, когда я сожалею о Конкорно, тем более, что я не знаю — определят ли меня еще на службу, как обещали.

— Позвольте мне сперва прочесть это письмо. Я только что получил его, а потом я к вашим услугам хоть на всю ночь; будем болтать, сколько вам угодно.

Де Салье сломал печать и развернул письмо: оно заключало в себе только несколько строк. Маркиз быстро пробежал их и бросил письмо на пол. Лицо его побледнело, глаза помутились, он дико вскрикнул и, не говоря ни слова, бросился вон из комнаты.

— С ума, что ли, он сошел? — спросил себя пораженный виконт. — Быть может, письмо откроет мне глаза? Хотя это и нескромно, но тем хуже.

Геркулес поднял лист бумаги, выпавший из рук маркиза, и прочел следующее:

Пробило половина десятого. Гроза прошла. Сырая земля испускала теплые испарения. На горизонте время от времени блистали молнии. Причудливые облака бежали по небу и заслоняли собой полную луну.

Два человека, приехавшие из Парижа в наемной карете, оставили ее в Буживиле и теперь безмолвно направлялись пешком к хижине перевозчика.

Это были Стальная Проволока и Иволга, совершенно оправившиеся от ран, нанесенных им виконтом Геркулесом и де Салье на улице Сен-Оноре.

Не доходя до плота, они остановились; Иволга поднес ладони ко рту и крикнул, подражая сове.