Пока они подходили, чтобы поцеловать ей руку, королева пронзила взглядом каждого. Нужно, чтобы все они чувствовали себя виноватыми, пусть и без всяких на то причин. Впрочем, кто из них без греха? Екатерина прекрасно знала, что каждый советник пользуется своим положением, чтобы обогатиться за ее спиной. Но ее волновало не это. Порок корыстолюбия настолько укоренился при дворе, что волей-неволей приходилось терпеть его. Чего она не могла вынести, так это предательства. Смириться с жаждой наживы она еще могла, раз уж никак нельзя избежать этого. Но измена — нет, это недопустимо. До прибытия советников она вызвала начальника охраны и распорядилась: никто из участников совещания не сможет выйти из кабинета без ее позволения. Если кто-то ослушается этого приказа, он должен быть немедленно арестован.

Ее окружали все те же люди, что и утром. Отсутствовал только ее верный Гонди. Екатерина ждала его стоя, не двигаясь с места. В нем-то она не сомневалась. Гонди удалось более или менее победить ее природную недоверчивость, доказав свою исключительную преданность. Однако этого Екатерине было мало. Ей необходима была твердая, абсолютная уверенность в преданности всех, кто ей служит. И Гонди, по крайней мере, был достаточно умен, чтобы понимать это. Как она могла кому-то доверять, если все долгие годы, проведенные во Франции, она только и делала, что разоблачала интриги и заговоры против себя? И пока была герцогиней Орлеанской (супругой второго сына французского короля), и когда стала супругой дофина, а потом и королевой… Многие отворачивались от нее, как только замечали, что ее дружба не сулит им никакой выгоды. Екатерина слишком хорошо изучила человеческие слабости, чтобы доверять людям. Незабываемый урок преподал ей папский двор: доверять хорошо, но не доверять намного лучше.

В ожидании Гонди, по своему обыкновению запаздывающего, все хранили напряженное молчание, которое прерывалось только безудержными приступами кашля, ни с того ни с сего одолевшего хранителя королевской печати Бирага. Он краснел и искоса поглядывал на королеву, словно извиняясь. Та в ответ только смерила его испытующим взглядом. Отчего это у хранителя печати начались приступы кашля? Не от нервов ли это? Екатерине повсюду чудились заговоры и измены. Бираг, заметив, что королева на него смотрит, опустил глаза и прижал ко рту платок, безуспешно пытаясь сдержать кашель. Ему казалось, что он уменьшается в размерах и, того и гляди, исчезнет под колдовским взглядом Екатерины.

Атмосфера была столь напряженной, что даже самой королеве сделалось не по себе. Стараясь умерить нетерпение, дабы не уронить королевского достоинства, она то и дело принималась твердым шагом мерить комнату. Нужно было сохранять спокойствие любой ценой, и она его сохраняла. Как всегда в критические моменты, Екатерина демонстрировала невероятное самообладание. Ее лицо оставалось невозмутимым. Королева Франции не может, не желает и не должна выказывать ни малейшего признака слабости ни под каким видом, особенно в присутствии своих ближайших сподвижников. Чтобы добиться слепого повиновения, чтобы ее приказы никогда не обсуждались и выполнялись со скрупулезной точностью, один ее вид должен внушать трепет. Иначе, уловив хотя бы тень неуверенности, враги не преминут первыми нанести удар. Это было одно из основных правил Екатерины Медичи, и оно еще ни разу не подводило.

Королеву все больше беспокоило опоздание Гонди, она постепенно теряла терпение и уже готова была послать гвардейцев на его поиски. Чтобы отвлечься, она сосредоточила взгляд на своем запястье, проверяя, не дрожит ли лист бумаги, который она держит в руке. Время от времени она задумчиво пробегала его глазами. Тот самый роковой список, врученный ею советникам не далее как сегодня утром. Список с именами тех, кому предстоит умереть этой страшной ночью ради спасения королевства… ради ее спасения.

Наконец в дверях возник Гонди — потный, запыхавшийся после бесконечных коридоров Лувра, по которым ему пришлось бежать, чтобы успеть вовремя. Нет, такие расстояния не для человека его возраста.

— Вы заставили меня ждать, господин Гонди, — упрекнула его королева притворно шутливым тоном, стараясь немного разрядить обстановку.

Появление любимого советника несколько успокоило Екатерину. До последнего момента она в глубине души опасалась, что он тоже предал ее и бежал. Теперь вновь обретенная уверенность в преданности фаворита вернула ей доброе расположение духа, и она решила, что не стоит сердиться на человека, которого она несколько раз за этот день вызывала в Лувр. Советники поразились внезапной смене настроения королевы. Ее упрек звучал скорее как дружеское поддразнивание.

Гонди невнятно пробормотал извинения. Ему не хватало дыхания. Неуклюже поклонившись королеве, он пренебрег прочими церемониями, забыв даже поцеловать ей руку, и направился к своему обычному месту, справа от кресла королевы. Екатерина, оставшись стоять с протянутой для поцелуя рукой, только закатила глаза и слегка покачала головой. Это был признак высочайшего благоволения по отношению к любимому советнику. Наконец, королева уселась в свое кресло во главе стола. Все последовали ее примеру. Можно было открывать совещание.

— Господа… — начала Екатерина Медичи.

Но слово повисло в воздухе, в то время как королева взяла лежащее перед ней гусиное перо, спокойно опустила его в чернильницу и неожиданно вычеркнула какое-то имя из списка.

Советники молча вытягивали шеи, пытаясь разглядеть имя счастливчика, который и не ведал о том, что ему только что была дарована жизнь. Королева, устремив взгляд куда-то вдаль, задумалась. Затем так же медленно снова взяла перо и вывела то же самое имя — надежда на спасение оказалась мимолетной.

— Господа, — продолжила Екатерина, — я собрала вас здесь, желая обеспечить вашу безопасность ввиду надвигающихся событий, в которых примут участие наши войска.

Советники переглянулись, удивленные язвительным тоном королевы. Если она и собрала их сегодня, то уж явно не для того, чтобы защитить от мести врагов.

— Господин Гонди, — обратилась королева к любимому советнику, намеренно избегая взгляда остальных, — оставляя в стороне то, что вы заставляете ждать свою королеву и вечно опаздываете на совет, способны ли вы дать мне ясный и четкий ответ на вопрос: мы совершенно уверены в успехе нашего предприятия? Хорошо ли вы взвесили все последствия того, что произойдет этой ночью?

Гонди поудобнее устроился в своем кресле, придвинувшись ближе к столу. Прямота и резкость вопроса неприятно поразили его. Уж не собирается ли старая лиса взвалить на его плечи всю ответственность за свою затею?

— Честно говоря, ваше величество, — удивленно проговорил он, — я боюсь, что не до конца понял ваш вопрос. Если ваше величество имеет в виду ответный удар гугенотов, то должен сказать вам, что он, скорее всего, последует, хотя и не сразу. Полагаю, они начнут мстить, как только придут в себя и выберут новых предводителей. — Гонди говорил, тяжело отдуваясь: он все еще не восстановил дыхание после беготни по дворцовым коридорам. — Но если ваше величество заботит, как посмотрят на это иностранные державы, — продолжил он, — то не думаю, что союзники Франции обратят внимание на казнь нескольких гугенотов, врагов короны. А уж его католическое величество ваш зять просто придет в восторг. Не говоря уже о полном одобрении его святейшества.

Екатерина снова пробежала глазами лежащий перед ней список. Он не давал ей покоя. Действительно ли необходимо убивать всех этих людей? Ее снова одолела нерешительность. Королева чувствовала на своих плечах непосильное бремя ответственности и опасалась, что предпочла большее зло меньшему. Ее красивый низкий голос прервал воцарившуюся тишину:

— Господин Гонди! Спрашиваю вас в последний раз. Мы действительно уверены в успехе нашего дела?

Советники обменялись между собой озадаченными взглядами, но не решились вмешаться и прервать странный разговор королевы с ее главным советником. Их лица выражали недоумение.

— Но почему ваше величество спрашивает об этом? — после некоторого размышления отозвался Гонди. — Быть может, в вашем вопросе содержится двойной смысл? Или вы считаете, что существует другой способ обеспечить безопасность короля?

— Именно это мне и хотелось бы знать, — сказала королева. И, обведя взглядом присутствующих, добавила: — К вам этот вопрос тоже относится, господа. Можете ли вы заверить меня в том, что нет другого пути к спасению королевства и короля?

Весь вечер 23 августа королеву терзали сомнения. Какой путь избрать: подтвердить смертный приговор предводителям гугенотов или отменить его, пока не поздно? Чувство справедливости заставляло