хочет знать: об этом едва упоминали бы, если бы я соглашался говорить о чем-либо другом. С утра, узнав эту новость, я побежал к госпоже де Розмонд, но она с холодным спокойствием своего возраста ответила, что это — естественное следствие вчерашнего нездоровья госпожи де Турвель, что она испугалась серьезной болезни и предпочла находиться дома. При этом тетушка добавила, что вполне ее понимает и сама поступила бы точно так же. Как будто есть что-то общее между ними: одной только и остается, что умереть, а в той, другой, вся радость и вся мука моей жизни. Госпожа де Воланж, которую я сперва подозревал в сообщничестве, по-видимому, несколько задета тем, что об этом шаге с ней не посоветовались. Признаюсь, я очень рад, что она не доставила себе удовольствия навредить мне. Это мне доказывает к тому же, что она пользуется доверием этой женщины не в той мере, как я опасался: всегда лучше иметь одним врагом меньше. Как бы она радовалась, если бы знала, что побег совершен из-за меня! Как бы она пыжилась от гордости, если бы это сделано было по ее совету! Как бы она заважничала! Боже мой, до чего я ее ненавижу! О, я возобновлю связь с ее дочерью, обработаю эту девицу на свой лад! Поэтому я, по-видимому, на некоторое время задержусь здесь. Во всяком случае, те немногие раздумья, на которые я «казался способен, приводят меня к такому именно решению.

Не кажется ли вам, что после столь решительного шага неблагодарная должна опасаться моего приезда? Поэтому, если ей и приходила в голову мысль, что я могу за нею последовать, она уже, наверно, распорядилась не принимать меня. Я же не хочу ни приучать ее к таким приемам, ни терпеть столь унизительное обращение. Я, наоборот, предпочитаю сообщить ей, что остаюсь здесь, и даже не буду настаивать, чтобы она вернулась. Когда же она будет твердо убеждена, что меня нет и не будет, я внезапно появлюсь, — посмотрим, как перенесет она эту встречу. Но чтобы усилить впечатление, надо обождать, а я не знаю, хватит ли у меня выдержки: сегодня я раз двадцать собирался потребовать лошадей. Однако я сумею с собой совладать и обязуюсь ждать вашего ответа здесь. Я только прошу вас, мой прелестный друг, не заставлять меня ждать слишком долго.

Больше всего меня удручало бы не знать, что у нее происходит; но мой егерь, находящийся сейчас в Париже, имеет некоторые права на доступ к ее горничной и может мне помочь. Я посылаю ему указания и деньги. Прошу вас благосклонно отнестись к тому, что и то и другое я присовокуплю к этому письму, а также взять на себя заботу отослать их ему с кем-либо из ваших слуг, приказав передать все ему лично. Я принимаю эту предосторожность, потому что бездельник всегда делает вид, будто не получает писем, которые я ему пишу, если в них содержатся распоряжения, которые его затрудняют, и еще потому, что, сдается мне, он не так сильно увлечен своей победой, как мне того хотелось бы.

Прощайте, прелестный друг. Если вам придет в голову какая-нибудь удачная мысль, какой-нибудь способ ускорить мое продвижение к цели, сообщите мне их. Я уже не раз убеждался, как может быть полезна ваша дружба, убеждаюсь и в настоящую минуту, ибо несколько успокоился с тех пор, как начал вам писать: по крайней мере, я говорю с человеком, который меня понимает, а не с автоматами, рядом с которыми прозябаю с сегодняшнего утра. Право же, чем дальше, тем более расположен я считать, что в мире только вы да я чего-нибудь стоим.

Из замка ***, 3 октября 17...

Надо быть таким дурнем, как вы, чтобы, уезжая отсюда сегодня утром, не заметить, что госпожа де Турвель тоже уезжает, или, если вы это знали, не предупредить меня. Какой же смысл в том, чтобы вы тратили мои деньги, пьянствуя с лакеями, а то время, которое должны были служить мне, проводили, любезничая с горничными, если я от этого нисколько не лучше осведомлен о происходящем? А все — ваше нерадение! Но предупреждаю вас, что, если в этом деле вы допустите еще какую-нибудь небрежность, она будет последней, которую вы совершите у меня на службе.

Вы должны осведомлять меня обо всем, что происходит у госпожи де Турвель: здорова ли она, спит ли, грустна или весела, часто ли выезжает и к кому, принимает ли у себя гостей и кто у нее бывает; как она проводит время; раздражительна ли со служанками, особенно с той, которую привозила сюда; что она делает, когда у нее никого нет; если она занимается чтением, то читает ли все время или прерывает чтение, чтобы помечтать; то же самое — если она пишет. Позаботьтесь также о том, чтобы подружиться с тем из слуг, кто относит ее письма на почту. Почаще предлагайте ему выполнять это поручение вместо него, и в тех случаях, когда он будет соглашаться, отправляйте только те письма, которые покажутся вам незначительными, другие же пересылайте мне, в особенности письма к госпоже де Воланж, если такие попадутся.

Устройтесь таким образом, чтобы еще некоторое время оставаться счастливым любовником вашей Жюли. Если у нее есть кто-нибудь другой, как вы полагали, уговорите ее делить свою благосклонность и не вздумайте проявлять нелепую щепетильность: в таком положении бывают многие другие и получше вас. Если, однако, ваш сотоварищ оказался бы слишком докучливым, если вы, например, заметите, что он отнимает у Жюли слишком много времени днем и она из-за этого менее часто бывает со своей хозяйкой, устраните его каким-либо способом или заведите с ним хорошую ссору; последствий не бойтесь, я вас поддержу. Главное же — не покидайте этого дома, ибо только постоянные посещения дают возможность все видеть, и притом хорошо видеть. Если случайно кто-нибудь из слуг будет уволен, предложите заменить его, как если бы вы больше у меня не служили. В этом случае скажите, что вы меня оставили, чтобы найти место в более спокойном и порядочном доме. Словом, постарайтесь сделать так, чтобы вас приняли. Одновременно вы будете состоять на службе и у меня, как было у герцогини де***, а впоследствии госпожа де Турвель тоже вознаградит вас.

При достаточной ловкости и рвении с вашей стороны этих указаний вам было бы вполне достаточно. Но чтобы возместить недостаток того и другого, посылаю вам деньги. Прилагаемая записка даст вам право, как вы увидите, получить у моего поверенного двадцать пять луидоров, ибо я не сомневаюсь, что у вас нет ни гроша. Из этой суммы вы употребите, сколько будет нужно, на то, чтобы склонить Жюли вступить со мной в переписку. Остальное — на попойки со слугами. Постарайтесь, елико возможно, чтобы они происходили у швейцара — тогда ему приятно будет видеть вас в этом доме. Но не забывайте, что стремлюсь я оплачивать не удовольствия ваши, а услуги.

Приучите Жюли все подмечать и обо всем сообщать, даже о том, что покажется ей пустяками. Лучше пусть она напишет десять бесполезных фраз, чем опустит одну существенную: зачастую то, что кажется безразличным, на самом деле совсем не таково. Если бы случилось что-либо, на ваш взгляд стоящее внимания, необходимо, чтобы я был немедленно предупрежден; поэтому, как только вы получите это письмо, пошлите Филиппа на наемной лошади в *** [50]. Пусть он поселится там до новых распоряжений: это будет у нас подстава на случай нужды. Для текущей переписки достаточно будет почты.

Смотрите не потеряйте этого письма. Перечитывайте его ежедневно как для того, чтобы убедиться, что вы ничего не забыли, так и для того, чтобы удостовериться, что оно при вас. Словом, делайте все, что должен делать человек, которому оказана честь моего доверия. Вы знаете, что, если я буду доволен вами, вы будете довольны мною.

Из замка ***, 3 октября 17...

Вы будете очень удивлены, сударыня, узнав, что я покинула вас столь внезапно. Поступок этот покажется вам крайне странным, но как возрастет ваше изумление, когда вы узнаете его причину. Может быть, вы найдете, что, поверяя ее вам, я недостаточно уважаю необходимый в вашем возрасте покой и даже пренебрегаю благоговейной почтительностью, на которую у вас столько неоспоримых прав? Ах, сударыня, простите, но сердцу моему очень тяжело, оно должно излить свою муку на груди друга, и нежного, и в то же время благоразумного. Кого же было избрать ему, как не вас? Смотрите на меня, как на свою дочь. Отнеситесь ко мне с материнской добротой, молю вас о ней. Быть может, у меня есть и некоторое право на нее из-за моей любви к вам.

Где то время, когда, всецело отдавшись этому похвальному чувству, я не ведала тех, которые, внося в душу пагубное смятение, овладевшее мною сейчас, лишают меня сил бороться и в то же время предписывают борьбу как долг? Ах, эта роковая поездка погубила меня!

Словом, что мне сказать вам? Я люблю, да, люблю безумно. Увы! За это слово, которое я пишу впервые,