чистенькое, комфортное, человеколюбивое, как все здесь, то я буду просто рыдать от счастья.
— Хорошо. Лабораторию я вам покажу. Уверяю вас, она именно такая — чистая, удобная, отлично оборудованная. Только рыдать, пожалуйста, не надо.
— Я постараюсь. Я заранее подготовлюсь и сумею сдержать свои бурные эмоции.
Вернувшись в номер, Соня включила компьютер, нашла новое послание от Нолика.
«Софи, почему молчишь? Как ты там? Скучаю ужасно. За ночь ещё кое-что нарыл.
Данилов Михаил Павлович, о котором я уже писал, был одним из тех, кто передавал англичанам информацию о тайном договоре между нашими и немцами по разделу Европы. В тридцать девятом ему было всего двадцать два года. Он служил в СС, имел чин лейтенанта. Сейчас у меня есть только одна его фотография, с книги. Качество довольно паршивое, к тому же снимали его лет десять назад, то есть он там уже старый. Но знаешь, что я заметил? Худое лицо и большие, слегка оттопыренные уши. Как у твоего папы.
Софи, ты, пожалуйста, не нервничай и не злись на меня. Я пока никаких выводов не делаю, всего лишь излагаю факты. Знать что-либо о секретном договоре мог только человек, который входил в состав делегации Риббентропа, т.е. был в Москве, как раз тогда, в тридцать девятом.
Очень советую тебе, Софи, съездить на Зюльт, разыскать М.П. Данилова. Нет, не просто советую, настаиваю. Учти, это совсем несложно. Остров от твоего Гамбурга совсем недалеко, он маленький. Захочешь — найдёшь. Мне почему-то кажется, вам с ним будет о чём поговорить.
Обнимаю тебя, целую, так же горячо и неприлично, как в аэропорту. И ты, Репчатая, ничего с этим поделать не можешь!
Твой Zero».
Глава восемнадцатая
Хмурый, нервный, с отёчным лицом и головной болью после выпитого ночью коньяка, Пётр Борисович Кольт уселся на заднее сиденье громадного бронированного джипа, самого унылого и нелюбимого из всех своих автомобилей. Он называл его катафалком.
Шофёр тихо поздоровался, но ответа не получил, выехал из гаража, свернул на трассу, прибавил скорость. Минут через двадцать машина встала в пробке. Кольт, вроде бы задремавший на заднем сиденье, вдруг хрипло спросил:
— Куда ты направляешься?
— В офис, Пётр Борисович.
— Разве я сказал — в офис?
— Но как же? — удивился шофёр. — Куда же ещё? Вы вчера вечером предупредили, что в одиннадцать совещание, сейчас десять пятнадцать.
Кольт опять выругался, что-то проворчал, позвонил одному из своих заместителей и распорядился, чтобы совещание проводили без него.
— Поворачивай к центру, — велел он шофёру, когда пробка рассосалась, — едем на Брестскую.
Старика Агапкина он застал у письменного стола, перед включённым ноутбуком.
— Доступа в Интернет нет. Я все отключил, — тихо сообщил Бутон.
Рядом с компьютером лежало несколько старых потрёпанных общих тетрадей.
— Сделай ему ромашковый чай, мне кофе, — приказал Кольт Бутону, подвинул стул и уселся рядом со стариком.
— Я уже завтракал, — сердито проворчал Агапкин, — чаю не хочу. Она долетела?
— Да, — Кольт взглянул на часы, — кажется, именно сейчас они должны садиться в поезд, ехать в Зюльт. — Ты что, всё-таки решил заняться мемуарами? — Он хотел взять одну из тетрадей, но старик хлопнул его по руке.
— Не трожь!
Хлопок получился увесистый, даже болезненный, и Кольт невольно порадовался. У старика сильные руки и отличная реакция.
— Хорошо, не буду, — смиренно кивнул он, — хотя бы объясни, что это?
— Этому нет цены. Меня за это резали, травили и расстреливали.
— Кто?
— Резали степные бандиты, ночью в палатке, но я оказался ловчее, перехватил нож и разбудил товарищей. Травил Ежов, расстреливал Берия. Яд я обнаружил сам, а от расстрела меня спас Бокия Глеб Иванович, это было уже после войны, в сорок шестом.
— Погоди, но ведь ты говорил, Бокию самого в тридцать седьмом расстреляли. Как он мог тебя спасти после войны?
— А очень просто. Я блюдечко повертел, вызвал дух Глеба Ивановича. Он полетал, пошептал кому следует и спас меня, раба Божьего, от неминуемой гибели. Тёмный ты человек, Пётр. И чему тебя только учили на твоём философском факультете?
— Научному атеизму, диалектическому материализму учили. Никакой загробной жизни не существует.
— Бога отменяют те, кто претендует на Его место. Атеизм всегда приводит к диктатуре одного наглого параноика над миллионами робких профанов, — проворчал старик.
— Федор, ты, пожалуйста, кончай валять дурака. У меня и так с утра голова раскалывается.
— Пил?
— А то нет! После твоих диких намёков насчёт моего Ивана я вторую ночь не сплю.
— Что?
— Конечно, он все отрицает, говорил со мной вполне спокойно, логично.
— Что? — повторил старик.
— Это бред, Федор, от начала до конца, — Кольт повысил голос до крика. — Никого мой Иван не убивал! И твою драгоценную Софи он пальцем не тронет. Он с неё пылинки сдувает.
Кольт кричал и беспокойно косился на тетради, пытался разобрать текст на мониторе ноутбука, но там появилась заставка.
Агапкин выключил компьютер.
— Не ори и не подглядывай! Всё равно ничего не поймёшь. Я спрашиваю, ты пил что? Коньяк?
— Да. «Нуар Ант», — Кольт тяжело вздохнул.
— Конечно, ты другого не пьёшь, миллион долларов бутылка.
— Не миллион. Всего лишь восемьсот пятьдесят долларов.
— Что ж так дёшево? Всего восемьсот пятьдесят. Слушай, Пётр, ты намерен оставить вопрос с убийством Дмитрия открытым?
— Нет. Я сделаю всё, что могу. Обещаю. А теперь объясни мне наконец, каким образом тебя спас от расстрела покойный Глеб Иванович Бокия?
— Очень просто, — старик открыл одну из тетрадей и приблизил к лицу Кольта.
Пётр Борисович увидел аккуратные строчки цифр, букв, какие-то непонятные значки, рисунки. Старик тут же захлопнул тетрадь и ласково погладил рыжую клеёнчатую обложку.
— Шифр, что ли? — спросил Кольт.
— Надо же, догадался, — хмыкнул Федор Фёдорович, — ты гений, Петя. Я в тебе не ошибся. Это один из самых хитрых шифров Глеба Ивановича. Он был мастер придумывать шифры. Кроме меня, ключа никто не знает. Никто на свете.
— И что же там?
— Материалы экспедиции двадцать девятого года в Вуду-Шамбальские степи. Те самые материалы, которые сегодня все специалисты считают навеки утерянными. Оригинала, правда, не существует. Он уничтожен. Вот единственная копия, но без меня это бессмысленный набор знаков.
— Ты решил расшифровать и перенести в компьютер?
— Да. Я пытаюсь это сделать.
— Почему не пытался раньше?
— Боялся, что узнают, захотят отнять. Зарежут, отравят, пристрелят.
— Кто?
— Желающие найдутся. Но теперь у меня есть ты, Пётр, сильный, умный, великодушный. Я верю, ты
