Лиза ловила себя на том, что при муже и при детях стесняется плакать, стыдится своей острой, невыносимой жалости.

— Никогда не думал, что ты, мамочка, такая сентиментальная, — сказал как-то сын Витя, услышав, как она ночью разговаривает с Лотой, баюкает пса, словно младенца.

Впервые в жизни она позволила себе на некоторое время выйти из роли спокойной, надежной, железной отличницы, свободной от сантиментов, полностью владеющей своими эмоциями. На работе, среди чужих, еще держалась, но с близкими не могла, и это их пугало, раздражало. Даже дочь Надюша холодно пожимала плечиками, глядя на мамины слезы, и разумно замечала что собака — не человек.

Только с Юрой она не чувствовала себя виноватой, он не считал, что так сильно переживать из-за собаки ненормально, неприлично. Перед ним не стыдно было плакать от жалости и бессилия. Он понимал ее без всяких объяснений. С ним хорошо было молчать, сидя в машине, и слушать, как сентябрьский дождь стучит по крыше. Для того чтобы успокоиться и согреться, достаточно было просто уткнуться носом в его плечо, вдохнуть запах прокуренного свитера.

Лота умерла ночью, после долгих мучительных судорог. Лиза сидела на полу, держала ее голову на коленях и чувствовала, как отчаянно борется со смертью живое существо. У животных нет бессмертной души, им страшнее умирать, они уходят в никуда, в черноту. Возможно, это глупость, приторные сантименты, которые не стоят ни гроша.

Возможно, прав был муж, когда говорил, что она ведет себя словно выжившая из ума слезливая старая дева. В мире столько кошмара, настоящего человеческого горя, а тут всего лишь собака, к тому же капризная, недобрая, к тому же с ней было так тяжело в последнее время, она ходила под себя, и запах не истреблялся никакими моющими средствами, она громко всхлипывала ночами, все пыталась встать на четыре лапы, падала с грохотом, будила мужа и детей, которым рано вставать.

— Послушай, ты хотя бы отдаешь себе отчет, что это ненормально — так переживать из-за собаки? — услышала Лиза голос мужа и только тогда заметила, что Лота уже не дышит, а сама она захлебывается слезами.

С тех пор прошло совсем немного времени, ей часто снился дождливый, до черноты пасмурный день, когда вместе с Юрой они поехали в поселок «Большевик», который теперь назывался Батурине, чтобы там, в дубовой роще, похоронить собаку.

Из-под колес вишневой «шкоды-фелиции» летели брызги, дождь заливал ветровое стекло.

— Почему ты дрожишь, Лизонька? — не отрывая глаз от дороги, Юра тронул ее руку. — Если холодно, я могу включить печь.

— Не нужно. Это нервное.

— Ты боишься, нас увидят?

— Нет. В поселке сейчас пусто, в плаще под капюшоном вряд ли кто-то узнает. К тому же темнеет… Нет, ничего я не боюсь, просто я не была здесь пятнадцать лет. Я очень любила в детстве эту дорогу поворот к роще. Почти ничего не изменилось.

Машину оставили у небольшой поляны, где когда-то была волейбольная площадка, в рощу зашли со стороны соседней улицы. Лиза издалека заметила, что в окне старого деревянного дома горит свет, и отвернулась.

Лопата легко входила в мягкую мокрую землю. Стало совсем темно, Лиза зажгла карманный фонарик. Когда все было уже закончено и над собачьей могилой вырос небольшой холмик, совсем рядом послышались шаги. Кто-то приближался к ним в темноте, хрипло, надрывно кашляя. Тонкий фонарный луч выхватил из мрака капюшон плащ-палатки, сморщенное старческое лицо.

— Покурить не найдется? — произнес хриплый голос.

Юра вытащил пачку сигарет из кармана, чиркнул зажигалкой. Старик судорожно закашлялся от первой глубокой затяжки и спросил:

— Кто такие?

— Мы так, проездом, — ответила Лиза.

— А что копали-то здесь?

— Собаку похоронили.

— Почему здесь?

— А где же? Ведь не на кладбище, и не на помойку выбрасывать, — ответил Юра и закурил.

— Это я понимаю, но почему именно здесь? Между прочим, документы у вас имеются?

— Зачем?

— Может, вы не собаку, а труп здесь зарыли. Известно, какое сейчас время.

— Да, конечно. Труп, — грустно усмехнулась Лиза.

Что-то в голосе старика, в его сморщенном пропитом лице было знакомое.

— Ты, дамочка, так не шути. Давайте-ка мне документы, а то сейчас за милицией пойду.

— Николай Петрович? — внезапно вспомнила Лиза. — Надо же, дядя Коля… Вы здесь до сих пор сторожем работаете?

— Верно, сторожем. А ты откуда знаешь?

— Да уж знаю. Я здесь, можно сказать, выросла. В детстве каждое лето приезжала. Как Наталья Даниловна, здорова?

— Померла Наталья Даниловна, — старик опять закашлялся, потом произнес уже другим, спокойным голосом:

— Что-то я тебя не узнаю, дамочка. На себя посвети, чтоб я видел.

— Я здесь пятнадцать лет не была, — Лиза осветила свое лицо фонариком — вот, теперь узнали?

— Лизавета? Ну ты смотри, какая стала. Слушай, по телевизору ты, что ли, новости ведешь?

— Я.

— Это ж надо! А я все смотрю, ты или нет? Это муж твой, что ли?

— Муж, — не задумываясь, ответил Юра.

Потом, в машине, они долго молчали, и только когда подъехали к Кольцевой дороге, он спросил:

— Ты не обиделась?

— За что?

— За то, что я имел наглость назваться твоим мужем?

— Я не обиделась, но не стоило этого делать, — в голосе ее мелькнули неприятные металлические нотки.

— Просто я подумал, мало ли кому этот сторож разболтает о твоем приезде, и будет лучше, если он скажет, что ты приезжала сюда с мужем.

— Да, наверное, ты прав.

Они опять замолчали, и больше не произнесли ни слова до конца пути. Ей все еще было холодно, хотя в машине работала печка. На нее навалилась тоска, тяжелая и вязкая, как размокший суглинок.

* * *

Около трех часов утра в нижнем холле гостиницы «Куин Элизабет» стояла тишина. За стойкой ночной портье читал роман Дина Кунца в мягкой обложке. Время с двух до шести считалось самым спокойным, постояльцы редко приезжали и уезжали ночами, а если такое случалось, то об этом всегда было известно заранее. Приезжающие бронировали номера, отъезжающие заказывали по телефону «звонок-будильник» и такси. Чтобы не уснуть, портье читал мистические триллеры и слушал через наушники тяжелый рок.

На эту ночь не поступало никаких заказов. Портье, перевернув последнюю страницу романа, посмотрел на часы, выключил плеер и решил немного вздремнуть. Его разбудил мелодичный звонок. Портье встряхнулся, протер глаза и увидел высокого широкоплечего господина, который быстро шел от лифта к дверям. Одет он был в черные джинсы, черную кожаную куртку, на ногах кроссовки, на плече спортивная сумка. Большие очки с дымчатыми стеклами и кожаная кепка, надвинутая до бровей, делали его похожим на гангстера.

— Простите, сэр, — окликнул его портье, — двери заперты.

Незнакомец резко остановился и произнес, не оборачиваясь:

— Откройте, пожалуйста.

Глядя на высокую широкоплечую фигуру человека в черном, портье вдруг подумал, что он похож не

Вы читаете Эфирное время
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату