завороженные эшобийцы. Быстро и точно действуя мачете, Элиас снял с орехов толстую кожуру, затем концом лезвия ловко срезал макушки и вручил орехи нам. Теперь можно было пить прохладный сладкий сок. Один орех содержал примерно два с половиной стакана идеально свежего, утоляющего жажду напитка. Мы наслаждались каждым глотком.
После отдыха стали устраивать лагерь. В двухстах ярдах от деревни на берегу речушки мы отыскали участок, который можно было без труда расчистить. Несколько человек, вооруженных мачете, принялись срубать кусты и молодые деревца, другие разравнивали красную землю широкими мотыгами с короткой ручкой. Наконец после неизбежной перебранки, взаимных обвинений в глупости, сидячих забастовок и мелких ссор работа была закончена. Участок приобрел сходство с плохо вспаханным полем. Можно было ставить палатки. Пока готовился обед, мы спустились к речушке и в ледяной воде стали смывать с себя грязь и пот. Розово-коричневые крабы махали нам из-под камней своими клешнями, крохотные сине-красные рыбки пощипывали нас за ноги. Освеженные купаньем, мы вернулись в лагерь, где к тому времени уже установился относительный порядок. После обеда пришел Элиас и сел к нам под тент, чтобы обсудить план охоты.
– Когда мы пойдем смотреть птиц, Элиас?
– Э, маса, сейчас слишком жарко. В это время птицы ищут корм в кустах. Вечером, как спадет жара, они возвращаются домой работать, тогда мы и пойдем смотреть.
– Ну ладно. Так ты приходи в четыре часа. Пойдем смотреть птиц.
– Хорошо, сэр, – ответил Элиас, вставая.
– А если ты сказал неправду, если мы не увидим птиц, если ты меня надул, я тебя застрелю, понял?
– Э! – воскликнул он, смеясь. – Я никогда не надувал масу, честное слово, сэр.
– Ладно, мы пойдем проверим.
– Да, сэр. – Он обернул саронгом свои могучие окорока и затопал в деревню.
К четырем часам солнце скрылось за деревьями. Воздух был пропитан теплой, дремотной предвечерней истомой. Снова пришел Элиас. Теперь на нем вместо цветастого саронга была грязная набедренная повязка, и он небрежно помахивал своим мачете.
– Я здесь, маса, – объявил Элиас. – Маса готов?
– Готов. – Я повесил на плечо бинокль и сумку. – Пошли, охотник.
Элиас провел нас по пыльной главной улице, потом свернул в проулок между лачугами, и мы вышли на огород, где топорщилась вихрастая ботва маниоки и торчали пыльные листья банана. Тропа пересекла ручей, оттуда, извиваясь, поползла в лес. Еще с главной улицы Элиас показал мне пригорок, где, по его словам, обитали плешивые сороки. Хотя казалось, что до пригорка рукой подать, я не поддался обману. Камерунские леса все равно что заколдованный сад. Кажется, ваша цель совсем близко, а пойдешь к ней – она словно отступает. Порой вам, как Алисе в стране чудес, приходится шагать в противоположном направлении, чтобы приблизиться к цели.
Так и с этим пригорком. Тропа шла к нему не прямо, а причудливо петляла между стволами. В конце концов я решил, что смотрел не на тот пригорок, когда Элиас объяснял мне дорогу. Но в эту самую минуту тропа определенно пошла в гору, и стало ясно, что мы достигли подножия. Элиас сошел с тропы и нырнул в заросли, обрубая колючие кусты и свисающие лианы. Он шумно дышал, но ноги его беззвучно ступали по мягкому перегною. И вот уже мы карабкаемся по такому крутому склону, что порой ступни Элиаса оказываются вровень с моими глазами.
Большинство холмов и гор Камеруна сложены очень своеобразно, подниматься на них нелегко. Дети древнего вулканического извержения, они выброшены вверх могучими подземными силами. Поражают их геометрически правильные очертания. Тут и безупречные равнобедренные треугольники, и острые углы, и конусы, и кубы. Кругом вздыбилось столько разнообразных фигур, что я не удивился бы, встретив тут наглядное пособие, демонстрирующее какую-нибудь особенно сложную и заковыристую теорему Эвклида.
Горка, склоны которой мы теперь штурмовали, представляла собой почти правильный конус. Уже через несколько шагов она показалась нам гораздо круче, чем в первый момент, а спустя четверть часа мы готовы были поклясться, что склон у нее совсем отвесный. Элиас поднимался вверх очень легко, словно шагал по ровной грунтовой дороге, ловко ныряя и петляя между ветвями и кустами. Мы с Бобом, обливаясь потом и задыхаясь, брели следом, порой на четвереньках, и старались не отставать. Наконец перед самым гребнем скат выровнялся, сменившись широким уступом, и сквозь чащу мы увидели пятидесятифутовую гранитную скалу с кустиками папоротника и бегонии. У основания скалы громоздились огромные, сглаженные водой глыбы.
– Вот это место, маса, – сказал Элиас, останавливаясь и водружая на камень свой толстый зад.
– Очень хорошо, – в один голос отозвались мы с Бобом и сели, чтобы отдышаться.
Когда мы передохнули, Элиас повел нас через осыпь к нависающему выступу скалы. Сделав несколько шагов под этим карнизом, он вдруг замер на месте.
– Вон там их дом, маса, – сказал он, обнажая в гордой улыбке свои замечательные зубы.
Он показывал на скалу. В десяти футах над нами я увидел гнездо плешивой сороки.
С первого взгляда оно напоминало большущее ласточкино гнездо, слепленное из красновато-бурой глины и маленьких корешков. В нижней части гнезда бахромой свисали стебли и корешки подлиннее. Трудно было понять, то ли это неаккуратная работа птиц, то ли намеренный камуфляж. Во всяком случае пряди травы и корешков маскировали гнездо, и на первый взгляд оно казалось попросту кочкой, которая пристала к бугристой, источенной струями воды скале. Гнездо было с футбольный мяч. Карниз наверху надежно защищал его от дождя.
Первым делом надо было установить, есть ли кто-нибудь в гнезде. К счастью, как раз напротив росло высокое молодое деревце. Мы по очереди залезали на него и заглядывали в гнездо. Увы, оно оказалось пустым. Правда, все было готово для кладки яиц, на дне лежала сплетенная из тонких корешков пружинистая подстилка. Чуть подальше мы заметили еще два гнезда. Одно из них – совсем готовое, как и первое, другое закончено только наполовину. Но ни птенцов, ни яиц...
– Если мы спрячемся, сэр, птицы скоро прилетят, – сказал Элиас.
– Ты уверен? – с сомнением спросил я.
– Да, сэр, честное слово, сэр.
– Хорошо, подождем немного.
Элиас отвел нас к пещере. Вход в нее был почти завален огромным камнем, и мы спрятались за этим естественным прикрытием. Отсюда отлично было видно скалу с гнездами. Оставалось только ждать.
Солнце уже спустилось к самому горизонту, лес помрачнел. Сквозь путаницу лиан и листвы над нашей головой небо казалось зеленым с золотыми пятнами, словно между кронами проглядывал могучий бок огромного дракона. Появились совершенно особые вечерние звуки. Издали доносился ритмичный гул, как будто на скалистый берег обрушивался прибой. Это прыгала с дерева на дерево стая обезьян, торопясь к месту ночлега. Сквозь гул прорывались крики 'ойнк... ойнк...'. Обезьяны прошли где-то под нами у подножия горки, но заросли были слишком густы, чтобы мы могли что-либо разглядеть. За обезьянами следовала обычная свита птиц-носорогов; в полете их крылья производили неожиданно громкие, отрывистые звуки. Две птицы с шумом опустились на ветви над нами, эффектно выделяясь на фоне зеленого неба, и затеяли какой-то долгий и серьезный разговор. Они кивали и качали головой, широко открывали большие клювы, кричали и истерически всхлипывали. Их фантастические головы с огромными клювами и толстыми продолговатыми наростами напоминали зловещие бесовские маски цейлонского танца.
Когда начало смеркаться, несмолкающий оркестр насекомых зазвучал в тысячу раз сильнее, и казалось, вся долина под нами вибрирует от их пения. Где-то древесная лягушка издала долгую трель, будто она крохотным пневматическим молотком сверлила дырочку в дереве и теперь остановилась, чтобы инструмент остыл. Вдруг раздался новый звук. Такого я никогда еще не слышал и вопросительно поглядел на Элиаса. Он словно окаменел, пристально всматриваясь в сумрачную вязь лиан и листьев вокруг нас.
– Что это такое? – прошептал я.
– Это та птица, сэр.
Первый крик прозвучал далеко внизу, но теперь раздался второй, намного ближе. Очень странный звук, отдаленно напоминающий резкое тявканье китайского мопса, только гораздо более жалобный и тонкий. Еще раз... еще... Но как мы ни напрягали зрение, птицы не было видно.
