Она показала свисток, висящий у пояса.

— Я свистну, и за мной придет лодка. А там меня встретит леди Калтер или Мариотта. — Она улыбнулась. — Людей у нас там хватает.

— Конечно же Калтеры. Кто еще, Бокклю? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Бокклю в Стерлинге. Тому Эрскину пришлось ему рассказать… — Она умолкла.

— Что рассказать?

— Ах, ладно. Об этом болтают все. Его старший сын Уилл ушел к…

— Да, к Повелителю Мух, Князю Навозной Кучи — знаю, слышал. И как Бокклю относится к этому?

— Бокклю? Потрясен и опечален. Чувствует себя виноватым, полагаю я. Он вроде сам выгнал сына в припадке гнева.

— Сожалеть теперь поздно, — сказал бывший пленник неожиданно резко, и Кристиан услышала, что он встает. — Моя дорогая леди, вас начнут искать. Так что же вам Эрскин сказал про Крауча?

Она поднялась, цепляясь за рукав его грубой рясы, и сообщила:

— Крауч в плену у сэра Джорджа Дугласа.

— У Дугласа?

Последовало глубокомысленное молчание.

— Это вам поможет? — участливо спросила она.

— Конечно, поможет, еще как поможет. — Казалось, он пребывает в затруднении. — Да… Я все откладывал… Леди Кристиан, во время нашей последней встречи вы были так добры ко мне… так несказанно великодушны… не припомню, чтобы я в достаточной мере выразил свою благодарность. И я поклялся, что не стану больше вовлекать вас в тайные козни. А потом, получив ваше сообщение, самым бессовестным образом нарушил клятву и пришел сюда. Я не могу больше держать вас в неведении. Вы узнаете — прямо сейчас узнаете, — кто я такой, и если захотите вызвать стражу, то я на этот раз не попытаюсь бежать.

— Нет! — воскликнула она. — Я не хочу знать!

И здесь в его голосе впервые зазвучали усталость и горечь.

— Но знать необходимо — вы сами понимаете это. Место, где прячется королева, должно оставаться в тайне.

— Вы выдали это место? Выдадите его?

— Нет.

— Тогда оставьте меня в неведении, — сказала Кристиан. — Вы можете облегчить свою совесть, но тем самым отяготите мою. Я предпочитаю быть эгоисткой. Господь знает, я и раньше ошибалась в своих суждениях — и политических, и судебных, и житейских. Вы ведь шотландец, правда?

— Да.

— И вы попали в беду. Я чисто по-человечески вам сочувствую и ничего не желаю знать, никаких тайн. Но в тот день, когда вам по-настоящему понадобится помощь, я буду гордиться, если вы доверитесь мне. А пока… раз вам так хочется меня отблагодарить, присылайте время от времени весточку.

Он молча выслушал, потом сказал беззаботно:

— Мне нечего к этому добавить, разве что — вперед, мой конь, нас ждет далекий путь. На сей раз вы оказали доверие не тому, кому следовало бы, но я полагаю, вы все время это подозревали. Скажите мне, узнаете вы тот другой голос в пещере, если услышите его еще раз?

Она кивнула.

— Хорошо, — сказал он. — Я буду сообщаться с вами. Не так часто, как мне бы хотелось, но уж всяко чаще, чем следовало бы. — Они вышли уже из зарослей самшита — он остановился и взял девушку за руку, словно пытаясь прочесть судьбу. — Скажите, Бога ради, что ведет вас? Инстинкт? Интуиция?

— Здравый смысл. Который подсказывает мне, что ваш случай описывается словами: fortunae telum, non culpae [19].

Он ответил ей в тон:

— Стрелы, которые пронзают меня, вынуты из моего колчана. Здравый смысл может оказаться плохим вожатым. Лучше — гораздо лучше — быть безрассудным, таким, как я. Да хранит вас Господь, — сказал он напоследок и исчез.

Кристиан подошла к берегу и пронзительно свистнула в свой свисток.

В воскресенье, на следующий день после происшествия на озере Ментейт, лорд Калтер тоже занимался водными упражнениями, которым, однако, не удалось обратить эпиталамы в элегии.

Не одна Мариотта находила своего супруга бесчувственным. Каковы бы ни были его мысли по поводу того, что ему пришлось расстаться с женой спустя три недели после свадьбы, Ричард держал их при себе и все свои незаурядные способности посвящал делам.

Повинуясь высокомерным, немногословным приказам, люди Калтера целую неделю провели в седле, преследуя Уортона, нападая на его посты, пощипывая арьергард английской армии, которая тем временем откатилась к Карлайлу. Затем, с той же неколебимой уверенностью в себе, лорд Калтер занялся делами политическими: он принялся прощупывать настроения людей в юго-западных районах, в которых происходили все боевые действия и которые были самым слабым местом Шотландии.

Англичане оставили гарнизоны в Каслмилке и Лангхолме. Обладая слишком малыми силами, Калтер обходил эти гарнизоны стороной; ничего не мог он поделать и с Дамфрисом, или Лохмейбеном, или с теми несчастными обывателями, которые жили вблизи Карлайла и вынуждены были покупать свою безопасность ценой обещаний, а иногда бывали обязаны эти обещания выполнять.

Но с теми двумя тысячами, что обещали поддержку англичанам в августе, ему на удивление повезло, а когда он в пятницу 23 сентября повернул на север, к Мидкалтеру, его люди, почти все уцелевшие, пребывали в приподнятом настроении, и этот внушительный отряд производил должное впечатление на всевозможных Джонстонов, Армстронгов, Эллиотов и Карузерсов.

На полпути к дому Калтер вспомнил об одном обещании и, разослав большинство своих людей по домам, свернул с шестью всадниками у Муллинберна и отправился в Мортон.

В воскресенье, ближе к вечеру, люди, которых он ждал, прибыли из Блейркугана, и он из Мортона направился по дороге на Меннок-Пасс. С ним была баронесса Херрис, шесть его людей и две девушки баронессы.

Тринадцатилетняя Агнес Херрис была сказочно богата, но не слишком хороша собой, Несмотря на два года, проведенные в семействе Калтеров, во время которых, как предполагалось, Агнес должна была пообтесаться и научиться следить за собой, у нее так и остался громкий пронзительный голос, скверная кожа и страсть к romans idylliques [20]. Даже Сибилла, снисходительная ко всем, говорила деду девочки, что та начисто лишена вкуса, добавляя, что Агнес, вероятно, унаследовала это от своего покойного отца, лорда Херриса, а не от матери, которая радостям вдовства предпочла новый выгодный брак.

Дед девочки, Кеннеди из Блейркугана (с заметным нетерпением ожидавший, когда две младшие сестры Агнес войдут в подходящий возраст и тоже смогут воспользоваться гостеприимством леди Калтер), тут же ответил, что тем не менее Агнес — милый ребенок, утешение всей семьи. Затем он, памятуя о своих обязанностях, попросил леди Калтер осенью представить девочку ко двору. Мало надежды, что внешность Агнес с годами улучшится, и если правитель предполагал женить на ней своего сына (с которым Агнес была с детства помолвлена), то чем скорее они сойдутся, тем лучше.

Итак, Ричард сопровождал леди Херрис на север, в Стерлинг, к своей матери.

Погода стояла ужасная. Золотая осень сменилась дождливой и мрачной порой. Капли дождя стекали с перьев на шляпе Калтера, и целые потоки лились на нос Агнес с ее капюшона. Она в двадцатый раз вытерла нос промокшим платком и продолжала ехать молча.

У леди Херрис был свой маленький мирок. Если тело ее пребывало в Ланаркшире в холоде и сырости, то душой она была с трубадурами и миннезингерами в придуманном мире любви и приключений. Там ее героиня — тринадцатилетняя, красивая и знатная — была всегда одна и та же, герой же в зависимости от