Мушманго встал и произнес речь, в конце которой все андриананцы обернулись к нам с улыбками и одобрительными возгласами и жестами. Я вопросительно взглянул на Саймона.

— Вожди желают побрататься с вами и сэром Ричардом, — объяснил он. — Церемония состоит в обряде обмена кровью. Нет, ничего страшного, — добавил он с усмешкой, — просто отведаете крови друг друга, как христиане причащаются крови Иисуса. Зато такая клятва для них нерушима!

— А почему не с вами? — едва придя в себя от неожиданности, спросил я.

— Потому что они сразу признали в вас вождей, — отвечал Саймон, — а обмениваться кровью с кем- нибудь ниже рангом им не пристало!

Сэр Ричард поморщился, когда узнал об этом намерении, но согласился. В самом деле, иначе поступить мы не могли, так как отказ означал бы смертельное оскорбление.

Церемония началась. Нас четверых — меня с Мушманго и сэра Ричарда со вторым вождем — усадили друг против друга, заставив взяться за руки и глядеть в глаза своему визави. Затем через Саймона мы произнесли клятву оказывать своему побратиму всяческую помощь и поддержку, быть другом ему и другом его другу, а также врагом его врага и врагом врага его друга. В случае же нарушения этой клятвы мы высказали пожелание, чтобы нас пожрал аллигатор, пронзило насквозь вражеское копье или поразила карающая десница Занахари.

Жрец подошел к нам и священным ножом оцарапал кожу у нас на груди; выступившую кровь он промокнул четырьмя кусками маисовой лепешки и распределил их между нами так, чтобы каждый съел кусок с кровью своего побратима. Сколь ни отвратителен был этот варварский ритуал, мы с должной торжественностью выполнили все его требования, и жрец провозгласил нас братьями по крови и плоти, равными в делах и помыслах.

Мушманго распорядился выставить вахту на вершине горы, чтобы наблюдать за возможным прибытием «Золотой Надежды» или «Сокола». Защита поселка была организована безупречно, и у нас имелось надежное укрытие на случай отступления. В лесной же засаде дротики, стрелы и длинные копья островитян могли успешно противостоять огнестрельному оружию пиратов.

Майкл выразил самое презрительное отношение к Фентону как предводителю, узнав, что он тот самый хвастун из «Обросшего Якоря». Сэма Пайка он тоже считал последним трусом. О достоинствах Симпкинса ему трудно было судить, однако казалось абсурдным, чтобы трактирщик обладал качествами, способными сделать из него генерала. Майкл, насколько я его знал, стоил их всех троих, вместе взятых, как по силе ума, так и по силе физической. А Фентон, согласно утверждению Саймона, являлся главарем всей шайки.

Ни я, ни сэр Ричард не касались в беседах с Саймоном вопроса о дезертирстве половины нашей команды в Плимуте, до сих пор считая его несомненным виновником происшедшего. Однако после зрелого размышления я не стал исключать вероятность участия в этом деле и хитрой бестии Фентона, улизнувшего от нас в полной уверенности, что мы надолго застрянем за плимутским волнорезом. Ведь сыграв с нами ту же шутку, какую пытался сыграть Картер-Вербовщик с капитаном Уэйном в Лондоне, он одним выстрелом убивал сразу двух зайцев: вынуждал нас не слишком щепетильно относиться к подбору недостающей части команды и получал возможность обогнать нас на пути к Мадейре, чтобы договориться с Фуншальским Питом о захвате «Золотой Надежды». Вполне возможно, что Саймон и не подозревал о подобной его инициативе, иначе поведение «делового партнера» противоречило бы элементарной логике, которой этот человек всегда следовал в своих поступках. В самом деле, предоставив нам судно с полностью укомплектованной командой, зачем ему понадобилось отнимать у нас половину матросов на второй день после нашего прибытия в Плимут? Сделать это до приезда соперников было бы значительно проще.

У меня оставался еще один неоплаченный счет, который я собирался лично предъявить Саймону. Я не мог забыть мерзкую рожу трактирщика, который плюнул на меня перед тем, как спустить в Темзу через желоб вербовщика. Но знал ли Саймон о том, к каким методам прибегал этот негодяй, пусть даже и действовавший в его интересах? И должен ли он нести за них ответственность?

Эти и другие вопросы ожидали решения в будущем, а пока Саймон продолжал оказывать неоценимые услуги в качестве единственного связующего звена между нами и нашими новыми союзниками, и затрагивать подобные щекотливые темы казалось нам, по меньшей мере, несвоевременным.

Праздничный день закончился красочными плясками и песнями у костра. Я установил порядок вахт между нашими людьми. Фентон и Пайк, зная антипатию туземцев к ночному мраку, могли совершить нападение на остров ближе к полуночи или немного позже, в зависимости от прилива. По два матроса отправились на каждую из якорных стоянок с приказом немедленно подать сигнал выстрелами из мушкетов, как только появится угроза высадки пиратов. Я, сэр Ричард, Саймон и Майкл тоже разделили между собой ночные дежурства, ожидая возможных сигналов.

Тем не менее ночь прошла спокойно, перейдя в безоблачный рассвет, и ни шхуна, ни баркентина на горизонте не появились.

Все утро мы провели, обсуждая с вождями вопросы военной тактики и стратегии, а также проблемы своевременного обнаружения противника. Ближе к полудню появился жрец и через Саймона пригласил меня с сэром Ричардом принять участие в жертвоприношении у Священного камня, чтобы закрепить вчерашнюю клятву на крови. Разумеется, мы охотно согласились.

Плотно позавтракав, мы со своими новообретенными туземными братьями, предводительствуемые жрецом, отправились на поляну, где недавно подверглись столь яростной атаке. Священный камень представлял собой довольно высокий монолит из вулканического туфа, носивший на себе следы жира и засохшей крови многочисленных жертв, чьи кости грудой возвышались у его подножья. Я различил черепа, ребра и бедренные кости коров и коз, но человеческих скелетов среди них не было. Саймон отсутствовал, поэтому приходилось общаться при помощи жестов, нескольких фраз на ломаном английском и двух-трех слов местного наречия, которые я успел запомнить.

Мушманго тронул меня за локоть и с негодующей гримасой указал на какие-то царапины на гладкой поверхности камня. Мы оба, сэр Ричард и я, затаив дыхание, пристально вглядывались в них. Для островитян они означали не более, чем оскорбление святыни, но для нас они служили зримыми доказательствами того, что Тауни был здесь и оставил на этом каменном столбе свою отметину. Вопрос, с какой целью, не вызывал у нас никаких сомнений: чтобы обозначить место захоронения клада.

Глубоко высеченная в мягком пористом камне, на ровной поверхности монолита явственно вырисовывалась буква Т над мертвой головой с двумя скрещенными костями. Это был «Знак Черепа», символ пиратов и флибустьеров. И под нагроможденными здесь останками жертвенных животных, или в непосредственной близости от них, покоился тот самый сундук, который я постоянно представлял себе в своем воображении. Сундук, чья сорванная крышка открывала восхищенному взгляду блеск золотых монет и ослепительное сверкание драгоценных камней.

Я посмотрел на сэра Ричарда и заметил алчный блеск в его загоревшихся глазах. Сердце мое колотилось в груди как безумное, пальцы сжимались в хищной хватке, словно уже вцепились в долгожданное сокровище. Ноздри сэра Ричарда расширились, красные пятна выступили на бледных щеках. Внутренняя, сокровенная природа его или его доминирующая сущность проявилась, наконец, во взгляде и поведении. Жажда золота! Она цепко держала нас в своем плену. Даже туземцы почувствовали это. Мушманго и его брат глядели на нас с легким и насмешливым удивлением, а сморщенное лицо жреца выражало явное неодобрение.

Мушманго коснулся золотого браслета на руке и указал на подножье камня. Я кивнул. Он пожал плечами, поднял с земли комок засохшей грязи и растер его между пальцами. Высыпав грязь и отряхнув руку, он снова коснулся своего браслета. Для него золото представляло не больше ценности, чем земля, оно казалось ему бесполезным металлом, слишком мягким для оружия, ценящимся лишь благодаря цвету и, пожалуй, тому, что красиво выделялось на фоне загорелой кожи. Я в свою очередь коснулся его браслета.

— Унга? — спросил я.

Я уже запомнил несколько слов из языка островитян, и это означало «много».

Мушманго покачал головой:

— Оре унга60.

Но здесь, под нашими ногами, его было очень много, достаточно, чтобы сделать богачами нас всех, судя по рассказам Фентона и Пайка и по многочисленным слухам о сказочных сокровищах Тауни. И только глупое суеверие теперь стояло между нами и нашей мечтой. Какое-то мгновение мы оба глядели на островитян с