Факт смерти Шутова сначала огорчил меня, но потом мне стало все равно, а голова гудела, уставшая от роя мыслей, которыми она забита в последнее время. Я сидел в кресле и думал, спускаться к Наташе или нет. Я прикоснулся к тайне и не хотел ее терять, но в то же время боялся, что меня используют по полной программе, заставят следить за этими «желтыми», подвергать жизнь опасности… А еще Наташа злится, потому что читает мои эмоции и знает, что я чувствую по отношению к ней. С другой стороны, должна бы уже привыкнуть — не первый год ведь следит. Почему именно сегодня взъелась?
— А вообще все это глупости, — сказал я. — И Наталья — хитрая аферистка. Истории про директоров, эмпатов, денежный интеллект и искажение имени — бред на постном масле. Она хочет что-то получить от меня. Может быть, на меня вышли владельцы порносайтов? Следят? Убить хотят? Наталья — их хитроумная связная?
Зазвонил телефон. Я долго не хотел брать трубку, но потом все-таки решился:
— Алло?
— Здравствуйте, Кирилл! — Голос у нее стал тонкий, а еще она шмыгала носом и, кажется, плакала.
— Привет, Лерочка.
Она зарыдала:
— Кирилл, папа умер… Семен… мой Семка…
— Что?
— Он в общаге, в заложниках! Я его по телику только что видела! Он там, среди них, мясных террористов этих! Кирилл… я не знаю, к кому еще обратиться… не к маме же и не к этому… вы должны помочь, спасти Сему!
— Лера, успокойся. Сама подумай, что я могу сделать?
— Кирилл! Вы не можете так поступить! Вы были папиным другом!
— Но…
— Вы обязаны! Должны помочь мне! Как вам не стыдно? Папа бы все сделал для вас! Он бы пошел вызволять парня вашей дочери!
— У меня нет дочери.
— Он бы пошел вызволять девушку вашего парня…то есть сына!
— И сына у меня нет.
— Что же вы за человек такой? — прорыдала в трубку Лера. — Что же вы за человек, если у вас нету ни сына, ни дочери?!
— Лера, — осторожно спросил я, — ты слышала что-нибудь о денежном интеллекте?
— Что? — сквозь всхлипы спросила она.
— Ты слышала о денежном разуме?
— О чем?
— О денежном разуме!
— А… вы о том, что можно находить в земле устаревшие монетки? Об этом все знают… только не у всех талант есть находить их… кого-то деньги любят, а от кого-то прячутся. Я только раз нашла древнюю германскую монету, да и та оказалась фальшивой.
— Ы… — промямлил я.
А Лера сказала со злобой:
— Все вы, мужики, одинаковые. Вам только деньги нужны! Я сама пойду Семку выручать! — и повесила трубку.
Я сидел и бездумно наматывал телефонный шнур на сложенные пальцы. «Как же все надоело, — думал я. — Хочу уехать из города. Хочу вернуться в родной городок, прогуляться по берегу моря, и чтоб чайки кричали в вышине, а волны били о камни, и соленые брызги падали мне на лицо».
Я наклонился, пошарил рукой по полу, потому что мне показалось, что там что-то блеснуло, но ничего не нашел и уселся в кресло поудобнее, закрыл глаза и уснул.
Кажется, мне снилось море.
И чайка, которая медленно поворачивалась, насаженная на вертел, над тлеющими углями.
Рабочий день начинался скучно. Я проверял отчеты подчиненных и обильно черкал их красной гелевой ручкой. То вопросик поставлю, то предупреждение — мол, ври, да не завирайся, какой ты ценный работник. В открытый файл добавлял подчиненным плюсы и минусы. Из этих значков потом составится премия. В последнее время она все меньше и меньше. Меня бойкотируют? Так получите же по бонусному минусу, недоумки!
Позвонил Михалыч, который сегодня пришел раньше обычного, и вызвал меня в свой кабинет. Я зевнул, сунул отчеты в нижний ящик стола и, подтянув брюки, потопал к нему.
Иринка охраняла покой шефа, щебеча с кем-то по телефону. Увидев меня, она замолчала и испуганно зажала рот ладошкой. Кивнула, разрешая войти; впрочем, разрешения ее я не спрашивал — толкнул дверь и очутился в царстве нашего Самого Главного Начальника. Здесь было прохладно, вовсю старалась новенькая молочно-белая сплит-система. Ковролин мягко лежал под ногами. При каждом моем шаге позвякивал хрустальный гусь в старинном серванте красного дерева. Рюмок в серванте, конечно, не было; зато были рога для распития вин, вазочки необычных форм и, как венец нагромождения безвкусицы, глиняная икебана: маленькое деревце с расширяющимся внизу стволом. Кусочек глиняной матери-земли служил ему подставкой. Михалыч как-то признался в курилке, что это чудо сотворила его самая талантливая дочка (она родилась от второго брака) и подарила отцу на двадцать третье февраля.
Шеф сидел за огромным дубовым столом и что-то писал, шевеля толстыми губами; уши его, словно прилепленные к голове, покраснели, а кожа на лице пошла розовыми пятнами и масляно поблескивала от пота. Плохой признак. Шеф зол. Я стоял и молча ждал, а он оторвался от письма и посмотрел на люстру. Вернулся к бумагам. Снова посмотрел. Люстра — пять плафонов, торчащих в разные стороны, — качалась, и после третьего взгляда на нее шеф сказал:
— Топаешь, как слон.
— Извините, шеф, — сказал я. — Кто бы мог подумать: топаю по полу, а качается люстра на потолке! Парадокс, так, шеф?
— Не ерничай. Садись.
Я послушно сел. Михалыч еще с минуту черкал в блокноте ручкой, а потом горько вздохнул и убрал письменные принадлежности в стол, посмотрел на меня исподлобья, сцепив пальцы на столешнице.
— Ну? Поговорим по душам?
— Я вас не понимаю, шеф, — сказал я, невинно хлопая ресницами. Потом внимательно посмотрел на пол — не валяются ли там деньги. Денег не было. На полу лежала помада. Шеф — гермафродит? Или транссексуал? Мысль показалась забавной.
— Послушай, Полев, — снова вздохнул шеф, горше, чем в прошлый раз. — Ты хороший человек. Серьезно. Да, я взял тебя по блату, но пользоваться этим ты не стал и зарекомендовал себя с лучшей стороны. Сам, без чьей-то помощи пробился. Молодец. Уважаю.
— Спасибо, шеф!
— Не перебивай. — Он вытянул в мою сторону указательный палец и снова сцепил руки; я успел заметить, что линия жизни шефа в грязи, а от рук воняет скипидаром. — Так вот. Ты ценный работник. С этим никто не спорит. Полтора года — и уже начальник второго по значимости отдела. Пробился сам, да. А тут это… — Он замолчал, пристально разглядывая меня. У меня же вдруг вспотела шея, а воротник показался жутко тесным — —хотелось расстегнуть его, но я продолжал сидеть не шевелясь, вытянувшись в струнку.
— Это! Тут! — повторил шеф. — Скажи мне, Полев Кирилл, что ты делал в кабинете Шутова? В тот самый день?
«Леонид Павлыч, скотина, накапал все-таки, — без злобы подумал я. — Задушить тебя мало, Леонид Павлыч, но нет, не буду я тебя душить и даже представлять, как душу, не буду, я ведь исправляюсь и становлюсь лучше.
Да и вряд ли в Павлыче дело. Настоящая причина в том, что шеф понимает: я слышал, как он возился с Шутовой в туалетной кабинке».
— Шеф, тут такое дело… смотрю, дверь открыта. Дай, думаю, зайду, поохраняю кабинет. От чужих. Кто
