четвертых, ее муж Джерри — мой очень старый и хороший друг, и даже я, Виктор Хэммонд, пусть и сгораю от желания, и не подумаю пытаться соблазнить жену человека, являющегося моим старым и преданным другом.

Хотя…

Именно в эту минуту, когда я сидел на высоком табурете и страстно желал Саманту Рейнбоу, в моем мозгу начала зарождаться интересная мысль. И подождал, пока она оформится со всей определенностью. Следя за тем, как Саманта идет по комнате, я принялся втискивать ее в рамки своей затеи. Ох и доберусь же я до тебя, Саманта, мое роскошное сокровище.

Разве можно всерьез надеяться на это?

Да ни за что на свете!

И думать нечего, если только Джерри не согласится. Лучше вообще выбросить все это из головы.

Саманта стояла неподалеку от меня, беседуя с Гилбертом Маккизи. Пальцами правой руки она сжимала высокий бокал. Пальцы у нее были длинные и почти наверняка проворные.

Предположим, смеха ради, что Джерри согласится, но даже тогда на пути возникнут огромные трудности. К примеру, существуют такие мелкие детали, как физические особенности. Я много раз мылся с Джерри в душе после тенниса, но сейчас, хоть убей, не вспомню то, что надо бы знать. Обычно на это и внимания не обращают. Стараются и не смотреть.

В любом случае, было бы безумием сделать Джерри откровенное предложение. Настолько хорошо я его знал. Скорее всего он придет в ужас. А то и станет угрожать. Может выйти безобразная сцена. Нужно поэтому как-нибудь незаметно его испытать.

— Послушай, — сказал я Джерри примерно через час, когда мы сидели на диване и допивали последний бокал.

Гости расходились, и Саманта стояла возле дверей и прощалась с ними. Моя жена Мэри разговаривала на веранде с Бобом Суэйном. Я видел их через открытую дверь.

— Хочешь, расскажу кое-что забавное?

— Ну? — произнес он.

— Один парень, с которым я сегодня обедал, рассказал мне фантастическую историю. Просто трудно поверить, что такое вообще может случиться.

— Что еще за история? — спросил Джерри.

От выпитого виски его клонило ко сну.

— Этот человек, тот, с которым я обедал, положил глаз на жену своего приятеля, живущего но соседству. А его приятель положил глаз на жену человека, с которым я обедал. Понимаешь, в чем дело?

— Ты хочешь сказать, что два парня, которые живут рядом, втюрились в жен друг друга?

— Именно, — ответил я.

— Так в чем проблема? — спросил Джерри.

— Проблема в том, — сказал я, — что обе жены — женщины верные и порядочные.

— Вот и Саманта такая же, — заметил Джерри. — Ни за что не посмотрит на другого мужчину.

— Мэри тоже, — сказал я. — Я в ней уверен.

Джерри допил виски и аккуратно поставил стакан на столик рядом с диваном.

— Ну и что же было дальше? — спросил он. — Довольно, по-моему, грязная история.

— А дальше случилось то, — сказал я, — что эти типы замыслили план и у каждого появилась возможность соблазнить жену соседа, притом жены так ничего об этом и не узнали. Если ты только можешь поверить в такое.

— Хлороформ пошел в ход? — спросил Джерри.

— Ничего подобного. Жены находились в полном сознании.

— Быть не может, — сказал Джерри. — Тебя просто надули.

— Не думаю, — возразил я. — Он мне такие подробности порассказал. Да я и без того уверен, что это правда. Они и потом не раз все это проделывали хотя бы раз в две-три недели, и так продолжалось несколько месяцев.

— И жены ничего не знали?

— Даже не догадывались.

— Должен выслушать твою историю, — сказал Джерри, — Но сначала выпьем.

Мы прошли к бару и снова наполнили бокалы, после чего вернулись на диван.

— Ты должен иметь в виду, — сказал я, — что это дело требует долгой предварительной подготовки. И чтобы иметь хоть какой-то шанс, что план сработает, им пришлось обменяться друг с другом множеством интимных подробностей. Однако в основе своей план прост. Они выбирали какую-то ночь, скажем, с субботы на воскресенье. В эту ночь мужья и жены отправлялись спать, как обычно, допустим, в одиннадцать или в половине двенадцатого. Начиная с этого времени все идет как обычно. Супруги немного почитают, потом, быть может, немного поговорят, а потом выключают свет. Как только свет выключен, мужья немедленно отворачиваются и делают вид, что собираются заснуть. Это делается затем, чтобы жены не вздумали заигрывать, а на этой стадии подобное никак недопустимо. Тогда жены засыпают. А мужья нет. Пока все идет по плану. Затем, ровно в час ночи, когда жены глубоко заснут, мужья тихо выскальзывают из кровати, суют ноги в тапки и в пижаме осторожно спускаются вниз. Открыв дверь, они исчезают в ночи, при этом дверь за собой не закрывают. Они живут, — продолжали, — почти напротив друг друга, через улицу. Это тихий пригородный поселок, и в такой час там редко кого встретишь, так что на улице можно увидеть только эти две фигуры в пижамах, направляющиеся в чужой дом, в чужую постель, к чужой жене.

Джерри внимательно слушал меня. Глаза его немного потускнели от алкоголя, но он старался не пропустить ни одного слова.

— Следующая часть плана, — продолжал я, — была тщательно продумана обоими. Каждый из них ориентируется в доме приятеля, как в своем собственном. Каждый знает, как пройти наверх или спуститься вниз, не опрокинув при этом мебель. Каждый знает, как добраться до лестницы, и сколько точно ступенек ведет наверх, и какая из них скрипнет, а какая нет. Каждый знает, с какой стороны кровати женщина спит. Каждый снимал тапки и оставлял их в холле, затем поднимался в пижаме наверх, ступая босыми ногами. Эта часть, если верить моему другу, всякий раз вызывает особое волнение. Человек находится в темном, погруженном в тишину доме, к тому же чужом, и на пути к спальне должен пройти мимо по меньшей мере трех детских комнат, двери которых всегда немного приоткрыты.

— Дети! — вскричал Джерри. — А что, если бы кто-нибудь из них проснулся и спросил: «Папа, это ты?»

— И это было предусмотрено, — ответил я. — В таком случае предполагалось немедленно прибегнуть к экстренным мерам. Экстренные меры пошли бы в ход и в том случае, если бы женщина проснулась, когда чужой муж прокрадывался в ее комнату, и спросила: «Что случилось, дорогой? Что ты бродишь?»

— Что еще за экстренные меры? — спросил Джерри.

— Все очень просто, — ответил я. — Тот, к кому обратились бы с таким вопросом, сбегал по лестнице, мчался в свой дом и звонил в звонок. Это был сигнал для его приятеля, чем бы тот в это время ни занимался, также пулей сбежать по лестнице, впустить в дом своего приятеля, а самому выбежать из дома. Таким образом, они оба вовремя оказывались в своих домах.

— И на лице у каждого все написано, — сказал Джерри.

— Ничего подобного, — возразил я.

— Да звонок весь дом поднимет на ноги, — заметил Джерри.

— Разумеется, — сказал я. — И муж, поднявшись наверх в пижаме, просто-напросто скажет: «Я ходил узнать, кто это там трезвонит в такой час. Никого нет. Должно быть, какой-то пьяный».

— А что же другой парень? — спросил Джерри. — Как он объяснит то, что бросился вниз, когда к нему обратилась его собственная жена или ребенок?

— Он скажет: «Мне показалось, что кто-то чужой бродит вокруг дома, вот я и побежал, чтобы схватить его, но там никого нет». — «А ты видел кого-нибудь?» — с тревогой спросит его жена. «Конечно видел, — ответит муж. — По улице бежал какой-то человек. За ним и не угнаться». После чего мужа горячо поблагодарят за храбрость.

— О’кей, — произнес Джерри. — Тут все ясно. До сих пор все можно рассчитать. Но что происходит,